Валентин Янин - Музей как лицо эпохи

Вот именно — общество требует, а не государство приказывает.

«Отмена крепостного права и последовавший за ним бурный рост городского населения, — вновь « ab ovo » начинает автор, — создали благоприятные условия для развития частного предпринимательства в области жилищного строительства. На протяжении послепетровского периода важнейшие начинания и контроль за осуществлением строительных работ принадлежат государству. Теперь инициатива в буквальном смысле исходит от частных лиц. Государство утрачивает былое влияние на архитектурный процесс, выступая в качестве заказчика на равных началах с многими другими. Однако частное лицо — не обязательно единичное и не обязательно предприниматель, который занимался и благотворительностью. Значительная роль в разного рода начинаниях принадлежит научным обществам, университету». Так, например, университету принадлежит инициатива строительства Зоологического музея, Музея изящных искусств, и каждое из этих зданий во многом определило облик окружающей застройки.

Демократизация социальной структуры общества, рост науки, культуры, уровня жизни, «потребностей всего населения, в том числе пролетариата» (Е. Кириченко как бы подчеркивает это) привели к образованию в конце XIX века новых точек роста города, уже не транспортно-коммуникационных, а учебных, просветительных, лечебных, благотворительных.

В конце XIX — начале XX века определилось несколько районов интенсивной застройки, связанных с лечебными и просветительскими комплексами. Стромынка стала районом больниц и домов призрения, причем эта специализация не случайна — еще в конце XVIII века здесь была сооружена Преображенская психиатрическая больница. В 1874–1876 годах близ Яузы (на личные средства П. Г. Дервиза) построена первая в Москве детская больница павильонного типа на сто восемьдесят кроватей, планировка которой, разработанная по рекомендации доктора К. А. Раухуса, была одной из лучших по тому времени в мире (и, добавляет Е. Кириченко, послужила образцом для многих больниц России и Западной Европы). Купцами П. А. и В. А. Бахрушиными была сооружена — за три года, с 1884 по 1887 год, — больница для хроников с домом призрения, и вокруг больницы выросли Большая и Малая Бахрушинские улицы. В 1892 году к больнице добавился корпус для неизлечимо больных, в 1903 — родильный дом. В 1890 году на противоположной стороне Стромынки на средства купцов Боевых был построен дом для престарелых и не способных к труду инвалидов на семьсот человек и как следствие — прокладка Большой и Малой Боевских улиц.

В те же годы — Сокольническая больница на Стромынке, в 1901 году по соседству — больница для неизлечимых больных, с отделение городского работного дома. Поодаль от «больничного городка» купцы Бахрушины основали самый крупный сиротский приют; где детей обучали грамоте и религии, — целый городок из одноэтажных корпусов на двадцать — два дцать пять человек каждый. Больничное строительство привело к созданию здесь целого жилого района — за два лета 1888–1889 годов на территории Сокольничьего поля было проложено двенадцать улиц.

(Много страниц спустя, в конце книги, где снова пойдут ритуально-прощальные поклоны, странно будет после всех этих цифр читать: «В. И. Ленин подчеркивал, что новые типы зданий — «общественные столовые, ясли, детские сады…» — «созданы (как и все вообще материальные предпосылки социализма) крупным капитализмом, но они оставались при нем, во-первых, редкостью, во-вторых, — что особенно — либо торгашескими предприятиями. либо «акробатством буржуазной благотворительности»).

На противоположном конце Москвы, у Девичьего поля — от Плющихи до Новодевичьего монастыря, — в конце века возник еще один комплекс, знаменитая Пироговка. Менее чем за десять лет — с 1886 по 1890-е годы — одиннадцать больничных корпусов университетских клиник, шесть институтов, хозяйственные постройки, жилые дома, детский приют. 1902 — приют для неизлечимых больных (а мы только сегодня открываем для себя с «ихней» помощью существование хосписов), 1908 — Гинекологический институт. Физико-химический институт, 1909 год — здания городских начальных училищ, 1910–1911 — городской универсальный детский сад, 1912 — здание Высших женских курсов.

Еще одна «точка роста» тех лет — Миусская площадь: родильный дом (Абрикосовский), Промышленное училище имени Александра II, Шелапутинское ремесленное училище, «Миусский училищный дом», Археологический институт, Городской народный университет имени Шанявского.

И все это — только примеры, так как исчерпывающее перечисление невозможно: «…вся территория древней столицы превращается в гигантскую строительную площадку». Не случайно с начала XX века в облике Москвы явно прослеживается тенденция к нивелировке различий между аристократическими и рабочими районами. Как в центре, так и на окраинах равно заметно увеличение размеров и этажности многоквартирных доходных домов, все большие масштабы приобретает строительство общественных зданий — начальных, промышленных и ремесленных училищ, больниц, богаделен, детских приютов. К началу XX века, констатирует Е. Кириченко, Москва уже вошла в десяток крупнейших городов мира, в 1907 году по темпам роста сравнялась с Нью-Йорком, а в пятилетие 1912–1917 годов вообще вырвалась на первое место в мире.

Начинался новый этап градостроительной истории Москвы. Рост населения опережал даже такие темпы строительства. В 1906–1915 годах в среднем строилось 200 тысяч квадратных метров жилья, жилой фонд увеличивался ежегодно на 8 процентов, а прирост жителей — на 16. Однако простое увеличение, как бы мы сказали, темпов ввода жилья — на что Москва была, несомненно, способна — далеко не всегда могло решать набирающую силу проблему. Несколько причин тому видит исследователь, одна из главных — «дальнейшая демократизация жизни общества и повышение гигиенических требований к квартирам, достижение которых не представлялось возможным на основе традиционных приемов планировки»… Общество вновь потребовало от своих каменщиков и архитекторов, финансистов и ученых решить очередную задачу, но такая до сих пор Москве не ставилась, — «овладения городским пространством или, точнее, архитектурного осмысления городского пространства в целом». И поиски решения начались столь же интенсивно и впечатляюще, как уже привыкла браться Москва за свои проблемы в первые сорок лет свободы.

«Градостроительные идеи начала XX века развиваются в двух направлениях, охватывая два круга проблем: разработку основ развития большого города и городов-садов». Не правда ли, неожиданно? Когда-то еще скажет поэт насчет того, что городу быть, а саду цвесть. Но Московская городская дума еще в начале 1910 годов составила программу строительства двух десятков поселков с домами дешевых квартир, рассчитанных на сорок тысяч семейств, живущих в то время в «коечно-каморочных квартирах» (в «общагах», если по-нашему). В 1915 году был разработан и рассчитан на осуществление к 1920 году проект устройства сети народных домов, равномерно распределенных по городу. В 1914 году Городская дума одобрила проект первого из двадцати поселков-садов на Ходынском поле. Московское архитектурное общество по поручению Шереметьевского поземельного общества объявило в феврале 1917 конкурс на планировку города-сада и проектов типов застройки в подмосковном тогда Останкино. Правление товарищества мануфактуры «Эмиль Циндель» проектирует поселок для рабочих близ Павелецкой железной дороги. Строятся и другие поселки для рабочих и служащих железных дорог, и в каждом из них предусматриваются: общественные центры со зданиями народного дома, кинематографа, ремесленных училищ, мужской и женской гимназий, земских школ, больницы, детского сада и яслей, пожарного депо, аптек, магазинов, рынков, водонапорной башни. И после даже этого перечня Е. Кириченко ставит: «и т. д.»