Валентин Янин - Музей как лицо эпохи

Или на той же Тверской дом Матвея Гагарина. Его архитектура, которой будет восхищаться такой скупой на похвалы зодчий, как Василий Баженов, и внутренний вид побудят современников определить, что он устроен «на венецианский манер». Сравнение подтвердится перечислением заключенных в нем чудес — мебели из редких сортов дерева, мрамора, бронзы, зеркальных потолков, наборных полов и в довершение хрустальных чаш, где плавали живые рыбы. И многое из этого Гагарин перевез на новоселье из своих старых палат.

Такая обстановка в Москве? Да откуда она — привозная, как и принято было считать? Но не говоря о слишком высокой в таком случае цене, как бы удалось ее доставить в необходимом количестве?

Широкая деревянная рама на ножках, с бортами и колонками для балдахина по углам — так выглядела кровать, которой пользовались во всей Европе. Немецкие мастера делали ее из орехового дерева с богатой резьбой и вставками из зеркал или живописи на потолке балдахина. У Салтыкова (?) она имеет другой вид: «рундук (подставка) деревянной о 4-х приступах (ступеньках), прикрыт красками. А на рундуке кроватной испод резной, на 4-х деревянных пуклях (колоннах), а пукли во птичьих когтях; кругом кровати верхние и исподние подзоры резные, вызолочены; а меж подзоров писано золотом и расцвечено красками». При этом уже сложился и порядок, как «убирать» такую кровать.

В московской горнице на матрас — бумажник — и клавшееся под подушки «зголовье» надевались наволочки рудо-желтого, иначе оранжевого, цвета, а на подушки — пунцового. В самых богатых домах их обшивали серебряными и золотыми кружевами, а внутрь закладывали «духи трав немецких». Прикрывать постель любили покрывалом из черного с цветной вышивкой китайского атласа.

Кровать «московского убору» не шла ни в какое сравнение по своей ценности ни с коврами — на московском торге было немало и персидких, и «индейских», шитых золотом, серебром и шелками по красному и черному бархату, — ни даже с часами. Самые дорогие и замысловатые часы — «столовые боевые (настольные с боем) с минютами, во влагалище золоченом, верх серебряной вызолоченной, на часах пукля, на пукле мужик с знаком» — обходились в 70 рублей, попроще — «во влагалище, оклеенном усом китовым, на верху скобка медная» — вдвое дешевле. Зато кровать, сделанная Салтановым, оценивалась в сто рублей, постель на ней — в тридцать. Атласное покрывало можно было купить отдельно за три рубля.

Конечно, Салтанов «работал» кровати для дворцового обихода. Их имели еще министр царевны Софьи Голицын и будущий губернатор Сибири Гагарин, которого Петр, в конце концов, казнил за слишком лихое казнокрадство. Но по салтановским образцам начинали делаться вещи и проще, появляющиеся в торговых рядах. Кровать оказывается и в доме попа кремлевских соборов Петра Васильева, чье имя случайно сохранили документы. Ее имеет и жилец попа, «часовник», иначе часовых дел мастер, Яков Иванов Кудрин.

Что говорить, мастерство часовщика Кудрина было редким. Состоял он при курантах Сухаревской башни, вместе с ними перебрался в Шлиссельбург, а позже смотрел за часами в петербургских дворцах Петра и Меньшикова. И все же «крестьянский сын деревни Бокариц Архангельского уезду» Кудрин продолжал оставаться всего лишь ремесленником.

Казалось бы, что особенного в появлении того или другого обиходного предмета. Еще, куда ни шло, «шкатулка», ну, а самая обыкновенная кровать? Но разве дело только в том, насколько нарядной она в те годы выглядела? Главное — на нее не ляжешь одетым, сняв одно верхнее платье. А ведь как раз так и рисовался сон в русской горнице XVII века: лавка, на лавке войлок и подушка, сверху одеяло или и вовсе овчина.

Другая мебель — другие привычки. Кто бы попытался представить палаты без сундуков. Они единственные считались хранилищем «рухляди» — мягких вещей и нарядов. Но вот Москва, оказывается, хорошо знала и шкафы. Мало того. Шкафы, и среди них самые модные на Западе гамбургские — огромные, двустворчатые, с резным щитом над широким далеко вынесенным карнизом, просто вытеснили сундуки из парадных комнат. Была здесь и мода, была и прямая необходимость: в шкафах платье могло уже не лежать, а висеть. Иначе и нельзя было при менявшемся на «польский» лад крое одежды.

Составлявшие описи подьячие свободно разбирались в особенностях изготовления шкафов: «шкаф большой дубовый, оклеен орехом». Имелась в виду ореховая фанера, а ведь этот материал — новинка и для Европы. Фанера появилась во второй половине XVI века, когда аугсбургский столяр Георг Реннер изобрел пилу для срезания тонких листов.

Не редкость и шкафы, фанерованные черным деревом. По-видимому, Салтанову приходилось воспроизводить именно этот материал, «взчерняя» шкафы или «ящики с дверцами» — верхние части кабинетов. Чернил Салтанов наборы мебели для целых комнат — понятия гарнитуров еще не было ни в западных странах, ни на Руси — и почти всегда стулья.

Еще бытовали в богатых московских домах лавки. Встречались «опрометные» — с перекидной спинкой — скамьи. Зато где только не было стульев. Столярной, а нередко и токарной работы, с мягкими сиденьями, обивались они черной или золоченой кожей, простым, «косматым» или «персидским полосатым» бархатом, более дешевой тканью — цветным или волнистым триком. В домах победнее, у того же попа Петра Васильева, шла в ход «телятинная» кожа и сукно. Но главными украшениями обивки всегда оставались медные с крупными рельефными шляпками гвозди, которыми прибивалась кожа или ткань. Считали стулья полдюжинами, дюжинами, а в палатах, подобных голицынским, их бывало до сотни.

Позднейшая мода на XVII век и живое лицо того далекого времени — как же мало между ними оставалось общего!

Художник выписывал материалы для работы. Оружейная палата отсчитывала рабочие часы. Приказные составляли описи сделанного. И из безликой бухгалтерской мозаики, рассыпанной по бесконечным архивным «столбцам», — если хватит настойчивости в поисках, терпения в переписке, — встает картина яркая, неожиданная.

Палат было много, разных и в чем-то одинаковых — стиль времени всегда отчетливо выступает в перспективе прошедших лет, — но снова далеких от пресловутого теремного колорита.

Стены — о них думали прежде всего. В кремлевских теремах они почти целиком отдаются под росписи. В частных московских домах мода выглядит иначе. Их обивают красным сукном, золочеными кожами, даже шпалерами, затягивая часто тем же материалом потолки.

Когда палата больше по размеру, каждая стена решается по-своему: на одной — сукно, на другой — тронутая позолотой и серебрением роспись, на третьей — кожа. Появляются здесь в 1670-х годах и первые обои. Их, имитируя соответствующий сорт ткани, будет учить писать на грунтованных холстах Салтанов (не для того ли и нужны были «образцы объярей травчетых»?). Такие живописные обои натягивались на подрамники, а затем уже крепились на стенах — последняя новинка западноевропейской моды.