Саймон Рейнольдс - Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

ЗАВТРА

В массовой культуре можно наблюдать феномен «тормознуто-го футуризма». Одни из главных мировых хитмейкеров — The Black Eyed Peas наполняют свою музыку и видеоклипы халтурным футуристическим ретрокитчем: образы роботов, реплики андроидов, глянцевые пластифицированные текстуры (музыкальные и визуальные). В их обласканном всеобщим вниманием хите 2008 года «Boom Boom Pow» вокалистка Ферги зачитывала: «Гт so 3008 / you’re so 2000-and-late» (англ. - «Я такая вся 3008/ Ты такой конец 2000-х»). Ритмические рисунки их песен едва ли сильно отличаются от того, что делала Мисси Эллиот на рубеже тысячелетий, а истоки их фирменной цифровой обработки вокала легко можно проследить в песне Шер 1999 года «Believe». Ещё сильней ощущение «застывшего будущего» возникает при прослушивании музыки групп, которые не так давно красовались на обложках журнала Billboard, таких как Far East Movement (своего рода азиатско-американские The Black Eyed Peas), чья музыка выстроена на базе электро восьмидесятых. Для кибернетических див вроде Леди Гаги, клубных рэперов вроде Флоу Райда и исполнителей роботизированного ритм-н-блюза вроде Тайо Круза наивысшим уровнем развития стала всенаправленная поп-музыка, каждый приём в которой можно отыскать в летописи клубной музыки восьмидесятых и девяностых. В этой музыке смешались элементы ритм-н-блюза, электро, хаус-музыки, евроданса и транса, создавая тошнотворно приторный звук кричащего возбуждения. Эта очень простая, словно специально написанная под ограниченные возможности МРЗ-формата, музыка своим почти деградированным звучанием идеально подходит для айподов, смартфонов и компьютерных колонок. Вот так и заканчивается история поп-культуры, не под вздохи и рыдания, а под энергичный «БУМ-БУМ-БУМ».

Ещё один показатель минувшего десятилетия, который невыгодно отличает его от предшествовавших эпох, — количество полноценных сформировавшихся жанров. Новых звуков

и субкультур, которые так или иначе влияют на мировосприятие людей, даже тех, которые не интересуются самой музыкой. Шестидесятые дали нам бит-группы (белых исполнителей ритм-н-блюза, вроде The Beatles, The Rolling Stones и им подобных), а также фолк-рок, психоделик-рок, соул и ямайский поп, оформившийся в жанр ска. Возможно, даже более плодородные семидесятые породили глэм, хэви-метал, фанк, панк, регги (и даб), диско и многое другое. Восьмидесятые поддерживали этот энергичный темп: рэп, синти-поп, готика, хаус-музыка. Девяностые стали свидетелями рейв-культуры и её сложной спирали жанров; гранжа и альтернативного рока; трансформации регги в дэнсхолл; и продолжения эволюции хип-хоп, которая, в свою очередь, привела к образованию нового ритм-н-блюза Тимбалэнда и всех, кто был после него.

ШОК ОТ ПРОШЛОГО

А чем измерить нулевые? Даже самые оптимистичные оценки поп-культуры первого десятилетия нового тысячелетия должны прийти к безусловному выводу, что почти все возникшие течения были либо уловками, либо уже устоявшимися жанрами (эмо, например, — это мелодичный и мелодраматичный вариант панк-рока) и спекулятивными ретростилизациями (фри-фолк, например). Два из немногих спорных исключений — грайм и дабстеп: захватывающее звучание, которое без сомнения доказало, что британские пост-рейверские традиции по-прежнему могут фонтанировать энергией. Это не относится к нескольким попыткам захватить поп-Олимп такими проектами, как Tinchy Stryder и Magnetic Man.

Импульсивные десятилетия истории поп-культуры характеризовались появлением новых субкультур и нарастающего чувства поступательного движения вперёд. Это именно то, чего не хватало в нулевые — движений и движения. Это замедление развития проявляется в том, что нет существенной разницы между 2010 и 2009 или 2004 годами. В то же время раньше разница, между, например, 1967 и 1968-м, 1978 и 1979-м, 1991 и 1992-м, была просто огромной.

Частично проблема заключается в том, что музыкальный ландшафт оказался загромождён. Большинство музыкальных стилей и субкультур до сих пор с нами. От готики до драм-н-4бз

бейса, от металла до транса, от хаус-музыки до индастриала — все эти жанры — часть нашего привычного меню, а в полку их последователей постоянно прибывает. Ничто не увядает и не отмирает. Это мешает появлению нового. Такое положение дел рано или поздно может привести к тому, что мы просто забудем, что когда-то в популярной культуре появлялось нечто новое. Эта мысль пришла мне в голову, когда я познакомился с книгой «Wild Dayz» — иллюстрированной историей зарождения хип-хоп культуры в Великобритании. Что поразило меня в фотографиях парней и девчонок, стоящих за диджейскими пультами, читающих речетатив, танцующих брейк-данс и рисующих граффити, так это то, как быстро и абсолютно хип-хоп завладел умами чёрной и белой молодёжи британских городов. Они видели что-то свежее, нечто непохожее на всё вокруг, нечто похожее на будущее, и они без оглядки бросались в водоворот новой одежды, сленга, музыки. Исторические корни хип-хопа можно усмотреть в Бронксе середины семидесятых, но когда он набрал обороты (начало восьмидесятых), то казалось, он появился мгновенно и из ниоткуда. Рейв — ещё один пример того, как стремительно может появиться и развиться субкультура, как нечто абсолютно новое способно в одночасье привязать к себе людей так, что они забудут всё, чем жили до этого.

ЗАВТРА

На карте рейв- и рэп-культур в нулевые не появилось ничего такого, что могло бы поменять правила игры. Вместо этого мы наблюдали бурную деятельность в рамках жанров, принадлежащих этим течениям, например хаус- и техно-музыки. Эта привязанность молодого поколения к жанрам, которые существуют уже десятилетиями, не на шутку озадачивает меня. Неужели им не хочется отбросить их в сторону? Особенно учитывая, что и хип-хоп, и электронная музыка за последние десять лет заполонили всё вокруг. Рэп после сильного интеллектуального рывка, который начался ещё в конце девяностых и продолжался в первые годы нового столетия, застрял на беговой дорожке, обласканный признанием и увешанный трофеями. Рейв-культура продолжает пыхтеть и генерировать микротренды, которые при ближайшем рассмотрении оказываются парафразом идей девяностых и восьмидесятых.

Но проблема не только в отсутствии новых движений и мега-жанров или в нерасторопности старых. Этот путь привёл к тому, что переосмысление и рекурсия стали структурными особенностями музыкальной сцены, подменив новизну (нечто отличное от того, что было у непосредственных предшественников) подлинного новаторства. Кажется, всё, что когда-либо было придумано ранее, получило свой второй шанс вернуться в оборот в нулевые. Любое десятилетие обычно имеет своего ретро-двойника: семидесятые оглядывались на пятидесятые; восьмидесятые были не чем иным, как разными вариациями на тему шестидесятых, каждая из которых активно боролась за внимание публики; а затем музыка семидесятых была заново изобретена в девяностые. Верные форме и внимательные к деталям, нулевые стартовали с возрождения электропопа восьмидесятых, а вскоре параллельно стала развиваться ретромода на постпанк. Помимо этого, для нулевых было характерно бесконечное число ретросекторов музыкальной культуры, ориентированных и на более ранние периоды: от групп, играющих фри-фолк и неопсиходелику, вроде Dungen, до возрождения традиций гаражного рока (вообще-то, уже вторая попытка вернуть этот жанр в жизни). Современная поп-культура попала под синхронный перекрёстный огонь возродившихся традиций, увернуться от осколков прошлого было невозможно.