Жорж Дюби - Европа в средние века

«5. Если кто-либо смертельной ненавистью ненавидит другого, да не будет дозволено ему преследовать своего недруга, когда тот покидает город, или устраивать ему засаду, когда тот направляется в город. Если же он убьет его по пути в город или из города или отсечет у него какой-либо из членов, или же на обидчика будет подана жалоба в том, что он преследовал своего врага, либо нападал на него из засады, пусть оправдается он Божьим судом. Если же он нападет на противника или ранит его за пределами, установленными Хартией о мире, и если может быть подтверждено законными свидетельствами людей, коим дарована оная Хартия, что было организовано преследование или устроена засада, то ему будет позволено снять это обвинение простой клятвой. Когда же будет обнаружена его вина, пусть заплатит он головой за голову, членом за член, или, по решению мэра и присяжных пусть честно внесет плату за голову или за член — по роду его.»

«В шестую очередь следует сказать об оскорбительных суевериях, некоторые из которых оскорбительны по отношению к Богу, а другие — по отношению к ближнему. Оскорбительны по отношению к Богу суеверия, воздающие достойные лишь Бога почести демонам или другим тварям: в этом состоит грех идолопоклонения, тем же грешат и несчастные женщины, занимающиеся колдовством, и те, кто в поисках спасения поклоняется кустам бузины и делает им приношения: пренебрегая церквами и свитыми мощами, они приносят к кусту бузины или муравейнику, или другому подобному предмету своих детей в надежде получить для них выздоровление.

«Подобное произошло недавно в Лионском приходе, где, читая проповеди против колдовства и исповедуя прихожан, я узнал от исповедовавшихся женщин, что многие из них носили своих детей к святому Гинфору. Полагая, что это был какой-то святой, я стал расспрашивать о нем и в конце концов узнал, что то был борзой пес, убитый при следующих обстоятельствах.

«В Лионском приходе, рядом с поселением монахинь, звавшимся Невиль, на земле сира Виллара стоял замок. У сеньора этого замка и его жены был малютка-сын. Однажды, когда сеньора и его жены не было дома и кормилица также отлучилась, оставив младенца в колыбели, в дом заползла огромная змея и направилась к колыбели с ребенком. Видя это, находившаяся в доме борзая собака набросилась на змею, вцепившись в нее под колыбелью, и, опрокинув кроватку, неотступно теребила зубами змею, которая, защищаясь, отвечала ей тысячью укусов. В конце концов собака прикончила змею и отбросила ее подальше от колыбели. Однако и колыбель, и пол вокруг, и морда, и вся голова собаки были залиты кровью змеи. Потрепанная в схватке, борзая держалась настороже рядом с колыбелью. Войдя в комнату и увидев все это, кормилица подумала, что собака разорвала ребенка, и в отчаянии испустила ужасный крик. На этот крик прибежала мать ребенка; увидев и подумав то же самое, она зашлась подобным же криком. Вбежав вслед за ней, сам рыцарь подвергся тому же обману чувств и, выхватив меч, убил собаку. И лишь тогда, приблизившись к колыбели, они увидели, что младенец, целый и невредимый, спит сладким сном. Стараясь понять, что же случилось, они нашли наконец змею, убитую и распотрошенную собакой. Узнав правду о случившемся и сожалея о столь несправедливом убийстве собаки, сослужившей столь полезную службу, они бросили ее на дно колодца у ворот замка, завалили ее множеством камней и посадили вокруг колодца несколько деревьев в память об этом событии. Между тем, позднее, замок по воле Господа был разрушен, а земля покинута жителями и пришла в полное запустение. Однако крестьяне, слышавшие о благородном поведении собаки и о том, как она была убита, будучи невиновной, и притом за поступок, который, напротив, заслуживал награды, приходили на это место и почитали пса, как какого-нибудь мученика, молились ему об исцелении от увечий и по другим надобностям, и многие стали жертвами обмана и соблазнов, с помощью коих дьявол склонял людей к греху. Но особенно много было женщин, приносивших на это место своих слабых и больных детей. В укрепленном городке, стоявшем в одном лье от этого места, жила старая женщина, которая учила их, что следует делать для соблюдения колдовского ритуала, как приносить дары демонам, как вызывать их, она же приводила их на это место. Придя туда, женщины делали приношение солью и другими вещами, развешивали по росшим вокруг кустам пеленки своих детей, вбивали гвозди в стоявшие там деревья, пропускали обнаженного ребенка между стволами двух деревьев: мать, стоявшая с одной стороны, девятикратно бросала его старухе, стоявшей по другую сторону. Призывая демонов, они заклинали фавнов, живших в лесу Римит, взять этого слабого и больного ребенка, принадлежавшего, по их словам, этим лесным духам, и вернуть им их младенца, которого они унесли, полненького и упитанного, живого и невредимого. Свершив это, матери-детоубийцы брали своего младенца и оставляли голеньким у подножия дерева в соломенной колыбели, затем с помощью принесенного ими огня зажигали по обе стороны головки две дюймовые свечи, которые они прикрепляли над колыбелью к стволу дерева. После этого они удалялись, давая догореть обеим свечам, так чтобы при этом они не могли видеть ребенка и слышать его плач. Свечи горели и, сгорая полностью, явились, как мы слышали от многих людей, причиной смерти нескольких младенцев. Одна женщина рассказывала мне также, что призвав лесных духов и удаляясь, она видела, как из лесу вышел волк и направился к малютке. Если бы материнская любовь не разбудила в ней жалость и она не бросилась бы назад, волк, или, как она говорила, скрывавшийся под его личиной дьявол сожрал бы младенца.

«Если мать, вернувшись к оставленному ребенку, находила его живым, то она несла его к ближней речке со стремительным течением, что звалась Шаларонной, и девятикратно окунала в нее младенца: если он выходил из этой купели живым и не умирал вскоре после нее, то это значило, что внутренности у него достаточно крепки».

«Мы пришли на то место и, собрав народ, населявший ту землю, прочитали проповедь, обличавшую все то, о чем здесь было рассказано. Мы приказали вырыть останки пса и вырубить священные деревья, а затем сжечь их вместе с песьими костьми. И сеньор, которому принадлежала та земля, издал по моему настоянию эдикт, предусматривающий конфискацию и продажу имущества тех, кто будет впредь сходиться к сему месту для подобных дел.»