Наталья Казакова - Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в.

Особого внимания заслуживает ст. 23 договора. Она необычна для русско-ганзейских договоров, необычна не только потому, что не встречалась раньше, но прежде всего потому, что содержание ее не соответствует содержанию предшествующих русско-ганзейских договоров, торговых по своему характеру. Статья включает политические обязательства Ганзы по отношению к России: «А что великого государя Василиа… недругъ Жыкгимонтъ, король полской; и нам бергоместеромъ, и ратманомъ, и купцомъ, и купетцкимъ дѣтемъ и всѣмъ семидесятъ городомъ къ Жыкгиманту королю, ни къ подвластнымъ его городомъ никакъ не приставати, ни помочи намъ имъ не давати, по семъ перемирнымъ грамотамъ и по крестному целованыо» [1131].

Включение этой статьи в новгородско-ганзейский договор 1514 г. означало (завершение реализации одной из целей, которую русское правительство поставило в своей политике по отношению к Ливонии и Ганзе в начале XVI в., — отказа их от союза с Польшей-Литвой и сохранения нейтралитета в случае вражды между Россией и Польшей-Литвой. Как мы уже отмечали, впервые требование о таком обязательстве было предъявлено русским правительством Ливонии в 1505 г. В 1509 г. это обязательство было включено в русско-ливонские договоры. В 1510 г. русское правительство сделало попытку распространить его в расширенной форме и на Ганзу: в русский проект договора с Ганзой была внесена статья об обязательстве Ганзы не оказывать помощи против России в случае военных действий не только Польше и Литве, но и Швеции, и даже ливонскому магистру.

Во время переговоров 1514 г. русская сторона вновь выдвинула требование о нейтралитете Ганзы в случае внешнеполитических осложнений. Послы Дерпта и Ревеля, сообщая магистру о переговорах, писали, что русские хотят получить от городов обязательство не оказывать никакой помощи — ни деньгами, ни войском — ни ливонскому магистру, ни другим правителям, которые являются или станут врагами великого князя. В ходе переговоров русские сузили свои требования, ограничив их только Польшей. И на это ганзейские послы вынуждены были согласиться [1132].

Впервые Ганзейский союз оказался связанным политическими обязательствами по отношению к России. Возможно, что согласие ганзейских послов на требование русского правительства, которое в предыдущие годы Ганзой решительно отвергалось, было обусловлено заключением союзного договора между Россией и Империей, направленного своим острием против Польши. Как бы то ни было, обязательство Ганзы не оказывать помощи Польше в условиях происходившей русско-литовской войны (польский король был одновременно великим князем Литовским) являлось значительным успехом русской дипломатии, свидетельствующим о возрастании влияния России в политической жизни Европы.

Последняя, 24-я статья договора включает часто встречающееся в русско-ганзейских договорах правило о том, что в случае конфликтов Новгорода и Пскова с Ливонией и Швецией русских послов и купцов в ганзейских городах не задерживать («не порубать»), как и немецких в Новгороде [1133].

Заключение содержит обычные для формуляра новгородско-ганзейских договоров указания на утверждение договоров посредством целования креста на договорной грамоте и привешивания к ней печатей представителями обеих сторон.

Для правильной оценки места договора в истории русско-ганзейских отношений необходимо сопоставить его условия, с одной стороны, с программами, выдвигавшимися обеими сторонами в период, предшествовавший заключению договора, а с другой — с тем положением, которое существовало в сфере русско-ганзейских отношений перед закрытием немецкого двора в Новгороде и началом конфликта 1494–1514 гг.

Как мы видели, главной целью политики Ганзейского союза после закрытия немецкого двора в Новгороде являлось восстановление русско-ганзейской торговли на условиях сохранения «старины» — выгодных для ганзейцев традиционных основах торговли. Ганзейские города стремились добиться отмены постановления об обязательном взвешивании в Новгороде соли и меда, отмены запрета на ввоз соли в Россию, сохранения прежней юрисдикции, сохранения традиционного разграничения между «делами купца и делами страны», обусловленного нежеланием Ганзы принимать на себя нормы русско-ливонских договоров, касающиеся, в частности, русских церквей и концов в зарубежных городах. Обязательным условием восстановления торговли Ганза считала также возвращение товаров, конфискованных у ганзейцев при закрытии новгородской конторы. Если стержень ганзейской программы составляло желание сохранить «старину», то русское правительство руководствовалось прямо противоположными стремлениями: целью его политики являлась ломка «старины», создание новых, благоприятных для развития русской внешней торговли условий. Это наиболее отчетливо выражалось в настойчиво выдвигавшихся на протяжении всего периода после закрытия немецкого двора требованиях об изменении юрисдикции и предоставлении Ганзой гарантий неприкосновенности русских церквей и концов, находившихся за рубежом. Кульминационной точки политика русского правительства достигла в 1510 г., когда ганзейскому посольству был предъявлен русский проект договора: он повторял нормы русско-ганзейского договора 1487 г., создававшие благоприятные условия для развития русского торгового мореплавания, включал также новые правила юрисдикции, запрет на ввоз ганзейцами в Россию соли, обязательство в отношении русских церквей и концов и, кроме того, статью, гарантировавшую нейтралитет Ганзы в случае внешнеполитических осложнений России.

По сравнению с русским проектом договора 1510 г. новгородско-ганзейский договор 1514 г. содержит ряд уступок ганзейцам; был отменен запрет на ввоз соли в Россию, наряду с торговлей солью и медом по весу разрешалась торговля по единицам объема, не были включены статьи о смешанном суде, введение которого предусматривалось проектом 1510 г., Ганза получила право непосредственных сношений с великим князем, чего она давно добивалась. Но наряду с уступками ганзейцам договор 1514 г. включал и важные уступки ганзейцев русской стороне: снимались ограничения на ввоз серебра и военных материалов в Россию, при разборе уголовных дел вводился принцип присутствия представителей другой стороны, был включен раздел о торговом мореплавании, отвечавший, как мы указывали, в первую очередь интересам русских, Ганза давала гарантию в неприкосновенности русских церквей и концов в немецких городах и, наконец, вынуждена была дать обязательство не оказывать помощи Польше-Литве. Вопрос о конфискованных у ганзейцев в 1494 г. товарах отражения в договоре не получил; очевидно, Ганза de facto примирилась с невозможностью их вернуть.