Наталья Казакова - Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в.

31 октября послы получили охранную грамоту, 1 ноября выехали из Москвы и 14 ноября достигли Бронницы, расположенной около Новгорода. Здесь их встретил отряд из 200 человек во главе с новгородскими должностными лицами. Послы были разлучены и 15 ноября порознь доставлены в Новгород: Томас Шрове в сопровождении великокняжеского пристава на готский двор, Готшалк Реммелинкроде, взятый под стражу, — на немецкий двор. 17 ноября Готшалк со своими спутниками был переведен в темницу на епископском дворе. 18 ноября Томас Шрове был вызван к новгородским наместникам, которые следующим образом разъяснили происшедшее: «[Немецкие] купцы арестованы, потому что купцы князя из его страны в Ревеле и в вашей стране облагались поборами, избивались, их товар отнимался и они притеснялись и т. д. Товаром, который находится в церкви [немецкого двора], великий князь хочет уплатить своим, которые жаловались. И Готшалк, посол, арестован потому, что ревельцы несправедливо сожгли одного москвича; за это великий князь хочет с него взыскать. Это скажи своим старейшим в качестве ответа, а ты можешь ехать своим путем». Томас Шрове пытался взять на поруки арестованных, но безуспешно. Получив охранную грамоту, 23 ноября он выехал из Новгорода и 4 декабря возвратился в Дерпт [928].

Таким образом, согласно отчету Томаса Шрове, получается, что причиной ареста ганзейских купцов послужили насилия над русскими в Ливонии, в частности в Ревеле (в число этих насилий входило, очевидно, и сожжение русского в Ревеле). Готшалк Реммелинкроде в письме к ревельскому бургомистру Иоганну Ротердту дает несколько иную интерпретацию причин, обусловивших случившееся. Он подчеркивает, что арест его действительно последовал в ответ на сожжение русского в Ревеле, но судьба немецких купцов в Новгороде была решена независимо от этого события: они были приговорены еще до того, как в Москву пришло известие о происшедшем в Ревеле [929].

Материалы ганзейского посольства 1494 г. наиболее обстоятельно проанализированы Л. К. Гетцем [930]. Он считает, что русское правительство с самого начала отрицательно относилось к ганзейскому посольству и не стремилось к урегулированию своих отношений с Ганзой. Об этом свидетельствуют, по мнению Л. К. Гетца, действия русских властей по отношению к послам: отнятие у них в бытность в Новгороде бумаг, лишение их по приезде в Москву собственного переводчика, взятки, бравшиеся русскими должностными лицами. Что касается решения великого князя передать дальнейшие переговоры новгородским наместникам, то оно означало по существу отказ Ивана III прийти к соглашению с Ганзой, так как послы отсылались «за управой» к тем самым наместникам, на которых они жаловались. С точки зрения Л. К. Гетца, закрытие ганзейского двора в Новгороде было решено Иваном III заранее во исполнение его плана устранения из торговли с Западом всех конкурентов Москвы: сначала Новгорода, а потом Ганзы. Удобный повод для закрытия ганзейского двора дало сожжение русского в Ревеле.

С выводами Л. К. Гетца вряд ли можно согласиться. Отдельные неприятные для ганзейских послов действия русских властей, которые имели место в Новгороде и Москве, не представляли собою исключительного явления в дипломатической практике того времени, поэтому они не могут служить основанием для вывода о преднамеренном решении русского правительства сорвать переговоры и закрыть ганзейский двор. Что касается самих переговоров с великим князем, то они протекали, как об этом свидетельствуют отчеты послов, в атмосфере дружелюбия. По отношению к послам была проявлена вся предписываемая московским этикетом любезность: им были вручены богатые подарки (каждый получил по 5000 мехов), они были приглашены к великокняжескому столу. Великий князь внимательно рассмотрел ганзейские жалобы и, ответив отказом на протесты ганзейцев против нововведений в торговле солью, медом, воском и мехами (в этих вопросах Иван III твердо стоял на страже интересов русского купечества), выразил намерение дать указание новгородским наместникам разобраться во всех остальных конфликтах и решить их путем переговоров. Для характеристики позиции русского правительства в отношении Ганзы показательно и то обстоятельство, что, несмотря на наличие в правительственных кругах недовольства положением русских в ливонских городах, Иван III ожидал (как это следует из отчета Томаса Шрове о переговорах 5 октября), что все инциденты и здесь будут урегулированы мирным путем. Отсылку ганзейских послов к новгородским наместникам нет оснований считать фарсом, разыгранным великим князем (если Иван III решил закрыть ганзейский двор, то непонятно, зачем ему было прибегать к этому фарсу): поступая так, он отдал дань традиции, согласно которой все дела с Ганзой решались в Новгороде новгородскими властями; возможно, что Иваном III руководило соображение о том, что Новгород ближе расположен к Ливонии и новгородским властям было легче разобраться во взаимоотношениях с ливонскими городами. Весь ход переговоров в Москве на первом этапе свидетельствует, на наш взгляд, об отсутствии у великого князя намерения ликвидировать ганзейский двор и о стремлении к мирному (без репрессий) урегулированию отношений с Ганзой.

Это стремление оставалось, как нам кажемся, в силе и тогда, когда произошел инцидент, вызванный жалобами греков, послов великого князя, на действия ревельцев. Несомненно, что жалоба греков вызвала раздражение великого князя и он запретил выезд ганзейских послов из Москвы до уплаты требуемой греками компенсации. Но после того как эта уплата была произведена, послам 31 октября была выдана охранная грамота и они выехали в Новгород, где должны были происходить дальнейшие переговоры.

Таким образом, действия великого князя показывают, что вплоть до конца октября он стоял на позициях урегулирования русско-ганзейских отношений путем переговоров и, несмотря на недовольство конфликтами, случавшимися с русскими послами и купцами в Ливонии, отнюдь не помышлял о каких-нибудь репрессиях по отношению к ганзейскому купечеству в Новгороде. Совершенно очевидно, что происшедшее в самом конце октября или начале ноября изменение позиции великого князя было обусловлено каким-то новым событием в области русско-ганзейских отношений. Таким событием явилась, как это следует из всей совокупности сообщаемых отчетами послов фактов, казнь русских в Ревеле (в отчетах послов говорится о сожжении в Ревеле одного москвича; в действительности в Ревеле были казнены двое русских). Очевидно также, что, принимая под влиянием известия об этом событии решение о закрытии немецкого двора в Новгороде, Иван III учитывал и другие конфликты, происходившие во время пребывания русских в Ливонии. Отсюда и то объяснение, которое дали великокняжеские наместники в Новгороде Томасу Шрове: немецкие купцы арестованы из-за насилий над русскими в Ревеле и других городах Ливонии. Что касается указания Готшалка Реммелинкроде на отсутствие связи между арестом купцов и казнью русских в Ревеле и на то, что последняя явилась причиной ареста самого Готшалка, то это указание было продиктовано, надо полагать, стремлением Готшалка обелить власти родного города и снять с них ответственность за судьбу, постигшую ганзейских купцов в Новгороде.