Валерий Злыгостев - И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245

Весьма характерен для этого времени (по-видимому, 1240-е годы) фрагмент уже из предания «Биксура», в котором сообщается о бесчинствах, творимых на землях башкир ханскими чиновниками и карателями. «За неповиновение предводителю ханского войска Карагай-атая высекли перед всем родом. Обезглавили всех взрослых мужчин. Женщин и девушек завоеватели пленили, захватили весь скот…» [6, с. 116]. Страшная картина кровавой расправы и насилия предстает перед нами, однако в ней прослеживается не что иное, как жесткая рука хозяина — именно хозяина, а не вторгшегося агрессора, единственной целью которого было бы уничтожение всех и вся. Заметьте, Карагай-атая « высекли перед всем родом», всего лишь высекли. Это жестокое и бесчеловечное наказание свидетельствует в первую очередь о том, что расправу над бием племени байляр следует рассматривать как расправу над нерадивым данником, не заслужившим за свои проступки смертной казни, которого следует подвергнуть унизительной для главы рода прилюдной показательной порке… Вот она, имперская политика «кнута», правда, о «пряниках» предание умалчивает…

При более пристальном рассмотрении военно-политических процессов, происходивших в середине XIII века в пределах «Западного края», где государства и племенные образования, находившиеся на разных уровнях общественного и экономического развития и пребывавшие вначале в юрисдикции Каракорума, а затем Улуса Джучи, высвечиваются определенные, во многом схожие тенденции в отношениях центральной власти с вассалами и наоборот. Парадоксально, но весьма знаковые события, случившиеся тогда в Северо-Восточной Руси, зеркально отображали, хотя, естественно, в других масштабах, события, проистекавшие на Южном Урале. Несмотря на все ужасы недавнего монгольского нашествия, и на Руси, и в Башкирии местная знать, будь то князья или бии, имевшая свои представления о взаимоотношениях с завоевателями, делилась зачастую на враждебные друг другу группировки, оказавшись по разные стороны баррикад. Если на Руси существовала мощная антимонгольская «партия войны», возглавляемая великим князем владимирским Андреем Ярославичем, то в Башкирии аналогом его действий были действия Биксуры, Сурамана и других; если на Руси появился лидер, главной целью которого было обеспечение мира на своих землях, в лице Александра Невского, то в Башкирии (и даже несколько ранее!) за политику, направленную на «мирное сосуществование» с Ордой, ратовал Муйтэн-бий. Весьма примечательно, что «партия войны», или, вернее, «партия непокорных», и на Руси, и в Башкирии потерпела сокрушительное поражение. Некоторые представители местных национальных элит так и не осознали до конца, что в лице завоевателей, явившихся из Центральной Азии, явившихся «всерьез и надолго», они обрели противника, вооруженное сопротивление которому изначально было обречено на провал.

Монгольская (золотоордынская) власть, вначале огнем и мечом выжигавшая любые акты неповиновения и сопротивления, а затем буквально «кнутом» вгоняя целые страны и народы в рамки империи, созданной Чингис-ханом, к середине XIII века добилась того, что практически весь Дешт-и-Кипчак и Восточная Европа оказались вовлечены, и вовлечены насильственно, в «совместное проживание» внутри Улуса Джучи. Тем не менее Улус Джучи, окончательно сформировавшийся территориально к середине 1240-х годов и имевший, как и Еке Монгол Улус, федеративное устройство [16, с, 169], а следовательно, представлявшийся образцом монархического федерализма, включал в себя «субъекты», наделенные разным статусом. Это в первую очередь касается территорий с отличными от номадических формами хозяйствования, как, например, Русь и Хорезм, основой экономики которых было земледелие, шли же окраин, периферийных областей государства, к которым принадлежала и Башкирия [21, с, 100], где кочевой (полукочевой) уклад жизни населения хотя и занимал подобающее место, однако в силу географического расположения страныподразумевал не такие жесткие, строго вертикальные, как в главном домене золотоордынских властителей, отношения вассала с центральной властью. При этом приоритетом отношений между сторонами оставалось безусловное подчинение вассала своему сюзерену.

Таким образом, положение башкирских племен, в 1240-х годах окончательно инкорнированных в состав державы Джучидов, оказалось схожим с положением русских княжеств, что предусматривало обязательную выплату ханского ясака, участие воинских контингентов в военных походах, тыловое обеспечение армии и т. д. При этом монголами, в отличие от кыпчакско-половецких племен, у башкир была сохранена правящая верхушка. Так, Муйтэн-бий, «вернувшись оттуда (из похода на запад. — В.3 .)… в своей стране был бием» [20, с. 145]. Кроме него башкирские предания сообщают о своих биях у бурзян, кыпсаков, тамьянцев, которых Муйтэн подчинил себе. В общем-то, схема управления, очень схожая с той, которую монголы установили для Руси: главный правитель, утвержденный и поддерживаемый монгольскими (золотоордынскими) ханами, и подвластные ему удельные князья (бии). «Как на Руси был великий князь владимирский, который отвозил в Орду дань, собранную с удельных князей, так и в Башкирии был глава сильнейшего племени, власть которого распространялась и на другие племена. Подобно тому, как на Руси ярлык на в ели к. о е княжение Владимирское по воле хана переходил от одной княжеской династии к другой, так и в Башкирии ярлык верховного бия мог переходить от одного племени к другому. Монголы и сами не были заинтересованы в чрезмерном усилении одного из башкирских племен. Поэтому верховными биями в разное время могли быть предводители усергенского и бурзянского племени. В преданиях усерген подчеркивается, что именно их племя было сильнейшим, а в преданиях бурзян таким лее статусом наделяется бурзянское племя» [2, с, 17]. Если и дальше проводить аналогии с Русью, столь полезные в изучении проблемы, нельзя исключать того, что башкирские бии (улусбеги), как и их русские коллеги, враждовали между собой за обладание ханским ярлыком, а это красноречиво подтверждает имперскую позицию, занимаемую верховной властью, действовавшей по принципу «Разделяй и властвуй!» В этой связи утверждение о том, что «Монголо-башкирская война… окончилась вничью» [1, с. 166], выглядит достаточно нелепо, хотя бы по причине регулярных наездов ханских баскаков и акций устрашения, творимых ордынцами на землях башкирских племен. И наконец (и еще раз о Руси!): никто же не утверждает, что положение Руси (кстати, не поставлявшей рекрутов в ордынское войско [113] Участие русских дружин в имперских походах носило эпизодический характер. ) в политической, экономической и военной системах Улуса Джучи даже во времена Ивана Калиты, выторговавшего у хана Узбека привилегию взимания дани, напоминало положение страны независимой, страны, «сыгравшей» с монголами в 1237–1240 годах «вничью»…