Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Это длилось недолго. После того как вся Малая Азия была покорена и победитель Баязида снова водворил выгнанных им эмиров в их княжествах, как своих вассалов, он направился в Армению и дал почувствовать тяжесть своей руки тем, которые показали себя строптивыми в последнее опасное время. Ортокид из Маридина, который, дрожа, явился лично со многими подарками, был еще милостиво принят, но грузины, тоже оказавшиеся опять непокорными, были чувствительно наказаны, а Кара Юсуф был разбит при Хилле (806 = 1404 г.) посланным на юг войском. Теперь он тоже бежал в Сирию, но был заключен в замок в Каире вместе со своим прежним союзником Ахмедом, по приказанию султана Фараджа, боявшегося гнева своего повелителя. Теперь уже ничто не мешало Тимуру возвратиться на родину, после четырех лет, проведенных в войнах в Персии и западных странах: по дороге были еще уничтожены некоторые мятежники в прикаспийских землях, и в мухарреме 807 г. (июле 1404 г.) победоносный полководец снова вступил в свою столицу Самарканд во главе своего войска.

Но неутомимый завоеватель намеревался дать себе только немного месяцев не для отдыха, но для приготовления к новому, гигантскому предприятию. От Москвы до Дели, от Иртыша до Средиземного моря не осталось больше ни одной страны, земле которой не пришлось бы стонать под копытами его коней; теперь взоры его обратились на восток. Кашгарское ханство, которое со времени похода 792 (1390) г. лежало беспрекословно у его ног, примыкало уже непосредственно к границе Китая. Предлог к тому, чтобы вторгнуться теперь и в Срединную империю, было легко найти. Уже в 1368 (769/770) г. Чингисханиды из рода Хубилая, царствовавшие там до этого года, должны были уступить место основателю национальной Минской династии, это было достаточным основанием для Тимура, державшего себя до самой своей смерти как мажордом потомков монгольского владыки мира, чтобы представить своим эмирам как неоспоримую необходимость присоединение вновь этого потерянного члена к царству.

Немедленно созванный им курилтай одобрил эту достохвальную мысль с воодушевлением, которое могло бы несколько сравниться с чувствами французского сената к великому Наполеону. Немедленно приступлено было к выполнению ее: семидесятилетний старик, в сущности, не мог терять много времени. Уже на пятый месяц после въезда в Самарканд армия, с невероятной быстротой снова дополненная до 200 тысяч человек, выступила через Яксарт. Но слишком скоро ей пришлось остановиться. В Отраре, еще на правом берегу реки, Тимур заболел горячкой, настолько сильной, что почти с первого момента можно было предвидеть смертельный исход.

17 шабана 807 г. (18 февраля 1405 г.) время восторжествовало и над самым могущественным и прославленным из всех когда-либо живших мусульманских государей.

Был лишь один человек, который равнялся с Тимуром по внутренней силе, именно Омар; он, правда, только издали посылал распоряжения своим войскам, но силой своей личности господствовал вполне над каждым из своих полководцев и показал все свое величие в другой области, создавая из едва организованных шаек бедуинов и расстроенных иноземных провинций государство, основания которого в продолжение восьми веков служили рамками для народного развития, при всех переменах все же до известной степени равномерного и непрерывного. Разрушение этих оснований было уже издавна подготовлено турками, потом ускорено монголами и татарами, за исключением лишь недоконченной попытки доблестного Газан-хана создать новый организм: навсегда завершить это разрушение стало печальной заслугой Тимура, когда он из всей Передней Азии произвел хаос, в котором больше уже не таились силы, нужные для восстановления нового исламского единства. Таким образом, из двух самых великих государей ислама Омар стоит в начале собственно магометанской государственной жизни, как ее творец, а в конце, как ее разрушитель, стоит Тимур, прозванный Тамерланом.

История ислама, как целого, обусловленного взаимодействием внутренних и внешних движений, в главном заканчивается Тимуром. Передней Азии потребовалось еще целое столетие, чтобы привести в ясность наследие завоевателя мира, то есть неопровержимо выяснить фактическую невозможность действительно расчистить все груды развалин. Теперь нам остается присутствовать только при последней сцене эпилога, хотя и несколько растянутого; она кончится в тот самый момент, в который европейские государства соединятся для разделения между собой магометанских государств с колонизаторскими целями, что едва ли будет сопровождаться значительными материальными затруднениями. Каждый знает, что, к сожалению, это соединение состоится еще не так скоро; и таким образом мертвенное окоченение мусульманского Востока, только при случае нарушаемое судорожными подергиваниями, продолжится еще некоторое время, пока какой-нибудь болгарский или афганский камешек не сдвинет с места нависшую лавину.

Царство Тимура, которое даже при нем не без труда сдерживалось невероятной энергией этого государя, конечно, должно было распасться в момент его смерти; это было неизбежно, разве что он оказался бы почти в небывалом в истории положении — иметь возможность завещать свое царство столь же выдающемуся наследнику, как он сам, ибо ведь его честолюбию чуждо было предпринятие государственных мер, которые дали бы известную внутреннюю опору награбленной им куче земель. Но судьба была теперь настолько справедлива, что между многочисленными сыновьями и внуками, оставшимися после его смерти, тотчас начались всевозможные распри, которые естественно повлекли за собой немедленное распадение плохо или, скорее, совсем несогласованного целого. Тимур, кажется, помышлял о престолонаследии по прямой линии, когда, будучи уже на смертном одре, обошел двух еще живых детей, давно уже, правда, непригодного Мираншаха и Шах-Роха [289], и назначил себе в преемники своего внука (сына своего покойного старшего сына Джехангира), Пир Мухаммеда. Но так как только что названные дяди, Мираншах — в качестве правителя Тебриза, Шах-Рох — в качестве государя Хорасана, получили в управление от самого Тимура большие участки государства, то Пир Мухаммед мало мог надеяться на возможность управлять так же неограниченно, как его дед, даже если бы все эмиры Трансоксании вместе со своими войсками подчинились бы ему; но и тут случилось как раз противоположное. Большая часть войска подняла на щит Халиль-Султана, сына Омар-шейха, также умершего до Тимура [290]; дело дошло до многочисленных схваток между ним, Пир Мухаммедом и другими членами этого рода, и, в то время как в самой Трансоксании в конце 808 (1406) г. Халиль окончательно одержал верх и Пир Мухаммед должен был довольствоваться господством над Афганистаном, в Мидии между находящимися там Тимуридами произошли всевозможные столкновения, которые заставляли опасаться полнейшего распадения этих владений. Но так как уже тотчас после заключения мира между Халилем и Пир Мухаммедом последний был убит в Кандагаре своим визирем, то Шах-Роху было не трудно, из своей резиденции в Герате, завладеть Афганистаном, так что уже в 810 (1407) г. все земли между Оксусом, индийской границей и Западной Персией повиновались ему.