Иван Смирнов - Восстание Болотникова 1606–1607

Можно думать, что реальной основой слухов о бегстве Лжедмитрия (и князя Шаховского) являлось действительно имевшее место после убийства Лжедмитрия I бегство М. Молчанова.

Рассматривая события, относящиеся к начальному моменту восстания Болотникова, нельзя не коснуться вопроса о роли в этих событиях М. А. Молчанова.

Михалко Молчанов (как его презрительно называют русские источники) — еще более колоритная фигура, чем князь Г. П. Шаховской. Если уже в деятельности Шаховского явственно выступают авантюристические черты, то М. Молчанов представляет собой законченный тип политического авантюриста. Прекрасно образованный («по польски говорит, и грамоте польской горазд, и по латыне говорити умеет», по характеристике послов Василия Шуйского к Сигизмунду III) [257], имевший даже какое-то отношение к астрологии (он жил у Лжедмитрия I «в хоромех для чернокнижья») [258], Молчанов появляется на политической арене накануне прихода Лжедмитрия I в Москву [259]и сразу же оказывается в самой гуще событий в роли одного из убийц свергнутого Федора Годунова [260]. Во время правления Лжедмитрия I Молчанов находится в числе наиболее доверенных и приближенных лиц Самозванца, и английский наблюдатель называет его «особенным фаворитом» Лжедмитрия I. Переворот 17 мая 1606 г., стоивший жизни Самозванцу, коснулся и Молчанова: он хотя и уцелел, но должен был бежать из Москвы.

Факт бегства Молчанова из Москвы отмечается как русскими источниками, так и рядом наблюдателей-иностранцев. Посол Василия Шуйского к Сигизмунду III, князь Г. Волконский, в ответ на заявления польских представителей о том, что «государь ваш Дмитрей, которого вы сказываете убитого, жив и тепере в Сендомире у воеводины жены», заявил, что называющий себя царем Димитрием — самозванец, вероятнее всего Михалко Молчанов, который «збежал в то время как того Вора (т. е. Лжедмитрия I. — И. С .) убили» [261]. Это официальное заявление русского дипломата находит подтверждение в рассказах иностранцев, находившихся в это время в Москве.

Так, С. Немоевский отмечает распространение слухов через несколько дней после сожжения трупа Лжедмитрия, что убит, погребен и сожжен был не Димитрий, а кто-то другой, «сын какого-то немца», самому же Димитрию «удалось уйти с Молчановым, своим комнатным служителем» [262].

Исаак Масса посвящает М. Молчанову следующие строки: «Едва только его (Лжедмитрия. — И. С .) убили или едва успел распространиться о том слух, как Михаил Молчанов, который был его тайным пособником во всех жестокостях и распутствах, бежал в Польшу, и пропали скипетр и корона, и не сомневались, что он взял их с собою» [263]. Наконец, о бегстве Молчанова говорится и в «Донесении о ложной смерти Лжедмитрия I» И. Хвалибога. По словам И. Хвалибога, «того ж дня в стойлах царских недоставало 25 лошадей и пропал боярин знатный Михайло Молчанов, откуда всегласная весть была в столице, что Димитрий с Молчановым и несколькими иными потаенно ушел, как и прежде привычен был инкогнито выезжать... Притом пропала турецкая лошадь царская, которую ему Стадницкий из Ланцут прежде Дьявол (называемая) даровал, и особенно царь ее любил, которая была также между оными 25, потом выявилася в Польше и снова была Стадницким взята» [264].

Сопоставление рассказов о бегстве М. Молчанова с рассказом Буссова о бегстве князя Г. П. Шаховского и аналогичными рассказами о бегстве не названных по имени лиц вместе с самим Лжедмитрием заставляет притти к выводу, что Буссов и авторы историй о бегстве Лжедмитрия использовали для этих рассказов слухи, вызванные бегством М. Молчанова, сохранив в своем изложении те же подробности (вроде использования лошадей из царской конюшни, похищения государственных регалий [265]и т. д.), но связав данное событие с другим лицом или лицами.

Таким образом, из двух версий о бегстве князя Г. П. Шаховского и М. Молчанова необходимо отдать предпочтение второй. К такому заключению обязывает не только состав тех источников, которые сохранили известие о бегстве Молчанова, но прежде всего факт прямого заявления князя Г. Волконского о бегстве Молчанова, с одной стороны, и столь же определенное свидетельство разрядов о назначении князя Г. П. Шаховского путивльским воеводой.

Сопоставление рассказа Буссова с данными статейного списка посольства князя Волконского важно не только для установления недостоверности версии Буссова о бегстве князя Г. П. Шаховского, но и для выяснения роли Молчанова в событиях начала восстания Болотникова.

Мы уже цитировали заявление Г. Волконского о том, что лицо, находившееся «в Сандомире у воеводины жены» и выдававшее себя за спасшегося царя Димитрия, в действительности, вероятнее всего — Молчанов, бежавший из Москвы после убийства Лжедмитрия I.

Но и у Буссова два поляка, один из которых выдавался Шаховским за спасшегося царя Димитрия, расставшись в Путивле с Шаховским, направляются «в Польшу к жене сандомирского воеводы» [266], где затем и происходит встреча Болотникова с «мнимым Димитрием» [267]. Такое совпадение рассказа Буссова о «мнимом Димитрии» с заявлением посланника Василия Шуйского о М. Молчанове заставляет предположить, что Буссов и в этой части своего рассказа (как и в той части, которая посвящена «бегству князя Г. Шаховского») использовал данные, относящиеся к М. Молчанову.

Английское донесение о восстании Болотникова отмечает, что Молчанов, бежав в Путивль, «отклонил многих дворян и солдат тех мест от признания нынешнего государя» [268]. Но роль Молчанова в момент возникновения восстания Болотникова была большей, чем одна лишь агитация против Шуйского. Данные посольства князя Волконского в сопоставлении их со свидетельством Буссова говорят о том, что Молчанов, очевидно, первоначально намеревался сам играть роль Димитрия. Позднее, однако, он от этого отказался, и в Тушинский период польской интервенции выступает в лагере Лжедмитрия II уже под своим именем (а в 1611 г., указом Владислава, даже получил чин окольничего) [269].

Сказанным определяется и отношение Молчанова к восстанию Болотникова. И Молчанов и Шаховской, подымая массы против Шуйского, оставались теми же, кем они были и раньше, — политическими авантюристами, ведущими борьбу за власть. Отсюда и их тактика: использование «царистской» психологии народных масс с помощью легенды о «царе Димитрии», при одновременном стремлении сохранить и поддерживать старые связи с теми польскими кругами, на которые опирался первый Самозванец.

Но, дав толчок восстанию против Шуйского, Шаховской и Молчанов не только не сумели овладеть движением масс, но были оттеснены ходом событий на задний план, оказавшись сами поглощенными мощным потоком восстания. При этом Шаховской еще продолжает участвовать в восстании до самого конца, хотя и не играет уже той роли, как в начальный период. Молчанов же вообще выпадает как реальная величина из восстания и, оставаясь в Польше, ограничивает свое участие в событиях лишь поддержанием связей с восставшими.