Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

По мнению автора исследования, предтечей начала « Черной смерти » в китайских провинциях и европейских странах могли стать засуха, ливни, неурожаи, землетрясения и голод. По мнению исследователя, к чуме нужно относить только вспышку чумы 1346–1352 гг. Все последующие вспышки заболевания необходимо считать лишь ее отголосками [Эйгер Я.Б., 1897: 1–7].

Следует признать, что данная монография стала одной из первых в отечественной науке, где были приведены примерные данные по количеству умерших во время « Черной смерти ». При их определении исследователь исходил из данных, полученных в результате анализа текста грамоты папы Климента VI. По предварительным данным, без учета Китая, заключил Я.Б. Эйгер необходимо говорить о 23 млн. 840 тыс. чел. погибших, что составляло порядка ¼ от тогдашнего 105 млн. населения [Эйгер Я.Б., 1897: 9].

Если говорить о последующих средневековых вспышках бубонной чумы, то здесь исследователь выделял эпидемии чумы в 1360–1361 г. в Германии, в 1413 г. в Познани, в 1416–1439 г. в Италии, в 1426 г. в Пруссии, в 1451–1452, 1456, 1467–1468, 1508–1509 и 1512–1515 гг. в Польше, в 1464–1466 г. в Данциге, в 1472, 1482–1497, 1548 гг. в Кракове, в 1528–1533 гг. в итальянских городах, в 1529–1560, 1601–1627, 1629–1630 гг. в странах Западной Европы [Эйгер Я.Б., 1897: 9–11]. Относительно русских вспышек чумы Я.Б. Эйгер придерживался традиционной для отечественной науки хронологии. Единственным исключением можно признать хронологическое удлинение вспышки, начавшейся в 1417 г. на Северо-Западе Руси и проявившейся во многих русских городах до 1430 г. Скорее всего исследователь посчитал ее продолжением упомянутой аль-Макризи эпидемии, произошедшей в Золотой Орде в 1428–1430 г. [Эйгер Я.Б., 1897: 14–16].

Еще одна работа, опубликованная в 1897 г., представляет исследовательский интерес. В данном случае речь идет о статье В. Загорского [Загорский В., 1897]. Несомненным достоинством данного исследования является акцент на случившихся в Литве средневековых эпидемиях чумы, чего ни до, ни после него, не делал в отечественной научной среде ни один исследователь. Рассказ о данном историческом факте В. Загорский начинает с обзора взглядов древнегреческих и древнеримских авторов на само заболевание. Среди упомянутых им оказались Цицерон, Плиний, Гиппократ и Гален.

По заключению В. Загорского, относительно зафиксированных в древности эпидемий, только возникшая в 165 г. н. э. « чума Антониана или Галена » может считаться по-настоящему первой европейской вспышкой заболевания [Загорский В., 1897: 114] [17]. Из-за отсутствия описания клиники заболевания, возникшую в Африке в III в. н. э. « чуму Киприана », исследователь определил, как эпидемию оспы. Более точно он отнес к чумным эпидемиям « чуму Юстиниана » и « Черную смерть » ( mors nigra ). Собственно, последняя, по его заключению, возникла в Китае, после чего, прокатившись с огромной силой по Европе, унесла из жизни 25 млн. человек. Впоследствии чума не раз возвращалась на европейский континент [Загорский В., 1897: 114–115].

Правда, до начала XV в. практически не сохранилось прямых указаний на данное бедствие на территории Литвы. Поэтому любое упоминание о пересечении эпидемии чумы из Польши, Венгрии, Пруссии на Русь и обратно, автоматически могло означать возникновение последней в Литовском княжестве. Исключением можно считать сообщения о вспышках чумы в 1312 и 1345 гг. В обоих случаях речь шла о заболевании, привнесенном извне. Так, в первом случае речь шла о польском городе Торн, во втором — о Венгрии [Загорский В., 1897: 115, 123].

Эпидемическая обстановка стала резко меняться, как только была налажена постоянная торговля с соседними странами, повлекшая военные нашествия и резкий рост городского населения [Загорский В., 1897: 121]. Среди крупных литовских вспышек чумы XV в., автором были названы эпидемии 1408, 1426, 1440, 1451–1452, 1465, 1506, 1571, 1601–1603, 1624–1625, 1630–1631, 1653 и 1657 гг. Основными разносчиками данного бедствия на территории Великого княжества Литовского автором были признаны татары, купцы и иностранные солдаты. Исследователь, исходя из анализа средневековых польских и русских источников, определил возникновение в 1493 г. вспышки эпидемии сифилиса, а в 1580 г. сыпного тифа [Загорский В., 1897: 123–130].

В 1905 г. состоялась зашита докторской диссертации Ф.А. Дербека [Дербек Ф.А., 1905]. Главным достижением этого исследования следует признать анализ (проведенный исследователем одним из первых) применявшихся в Средневековой Руси способов лечения чумы: жжение костров на площадях и даже в жилищах, карантины охваченных чумой городов. Несмотря на то, что большая часть изложенной информации была посвящена вспышкам заболевания в северо-западных русских городах (Псков, Новгород и Смоленск), автор не оставляет без должного внимания и пришедшие с ордынских территорий. Здесь он выделяет 1346, 1364–1366, 1374–1377, 1396, 1417, 1428–1430, 1472 гг. При этом он одним из первых в отечественной историографии высказал предположение, а не смогла ли ордынская вспышка 1346 г. продолжить в 1347–1349 гг. свое победное шествие далее на север по р. Днепр [Дербек Ф.А., 1905: 17]. В отношении остальных вспышек чумы XIV–XVI в. исследователь придерживался уже сложившей на тот момент времени в России исследовательской традиции.

В дальнейшем понимании средневековой эпидемии « Черной смерти » исследователи столкнулись с нехваткой конкретных данных по этому заболеванию. В результате проделанных в 1899–1910-х гг. полевых исследований было в целом завершено описание клиники и способов борьбы с чумой [Галанин М.И., 1897; Габричевский Г.Н., 1897]. Большую роль в этих изысканиях сыграла научная деятельность Д.К. Заболотного. В 1907 г. он публикует монографию, где открыто высказывается контагинозность передачи чумы к человеку от степных видов грызунов, проживающих на территории природных чумных очагов [Заболотный Д.К., 1907]. Только 1911 г. после поимки в Манчжурии больного легочной формой чумы тарабагана, ученому удалось доказать это предположение. Дальнейшие исследования фауны нижневолжских степей позволили ученому сформулировать в 1922 г. теорию природной очаговости трансмиссивных болезней человека [18]. Согласно ей, именно определенные виды степных диких грызунов, проживающих в природных очагах чумы, вследствие своей восприимчивости и легкой заражаемости, могут долгое время являться переносчиками чумных бактерий [Заболотный Д.К., 1922].

Фактически отечественный исследователь на практике подтвердил полученную экспериментальным способом гипотезу Л.Р. Рейтлингера, а также выводы отечественных эпидемиологов М.Г. Тартаковского и И.З. Шурупова. Последние склонялись к тому, что наиболее восприимчивыми к чуме являются земляные зайцы (род тушканчиков), суслики и полевые мыши. Наименее восприимчивыми к заболеванию оказались хомяки [Забалуев Е.В. 1913: 1].