Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

Собственно, « Черная смерть », которая согласно « Летописи Авраамки », пришла в Новгород в 1352 г., воспринималась, как закономерное явление, посланное людям Богом из-за любви к ним для искоренения людских грехов [Медведь А.Н., 2014: 51]. Если в целом говорить о летописных описаниях эпидемий, то, по мнению А.Н. Медведя, складывается ощущение, что жители русских городов воспринимали это бедствие как должное. Зачастую, при описании данного бедствия использовались эпитеты, взятые из популярного библейского сюжета « О казни Египетской ». Поэтому ее нельзя было избежать и нельзя было от нее вылечиться. Скорее всего, даже попытки лечения в древнерусском обществе воспринимались, как прямое противодействие Божьей воле. По заключению автора исследования, прямо об этом в летописях не говорится, но этот вывод можно сделать исходя из анализа описаний новгородских и псковских эпидемий. Поэтому, единственными способами борьбы с мором считалось четкое соблюдение религиозной практики, выражавшееся в проведении крестных ходов, общегородских молебнов, возведение общими усилиями дневальных церквей или массовый постриг в монахи.

Несмотря на то, что летописцы в большинстве случаев усматривали в морах божью кару или в крайнем случае проявление стихийного бедствия, они не забывали оставить подробное описание симптомов болезни. Скорее всего, заключает А.Н. Медведь, это делалось из практических соображений. Предполагалось, что осведомленный человек мог на базе летописных записей минимизировать в будущем последствия возникших эпидемий [Медведь А.Н., 2014: 50]. Однако, это не означало еще, что для предотвращения в будущем эпидемий в русских землях предпринимались какие-либо действенные врачебные меры. Например, карантины вводились крайне редко. Более того, были часты случаи, когда создавались условия для дальнейшего распространения эпидемий. Известно несколько случаев, когда в 1352 и 1389 гг. в охваченный эпидемией Псков приезжали делегации новгородского владыки. Если в первом случае это закончилось смертью новгородского епископа Василия Калики и началом эпидемии в самом Новгороде, то в 1389 г. все закончилось благополучно [Медведь А.Н., 2014: 52–53].

Вместе с тем, очевидно и то, что существовали представления об опасности, которая исходила от тел людей, умерших во время эпидемий, и участие в санитарных мероприятиях было частью повседневной жизни русского общества XV в., а возможно, и более раннего времени. Правда, эти мероприятия сводились в основном к погребению мертвых тел в так называемых скудельницах — братских могилах. Обычно упоминания скудельниц относятся к периодам эпидемий. Однако, подобные захоронения существовали и в более спокойные времена. Так, в летописных сводах XV в. есть указание на существовании в Москве скудельниц для нищих и бродяг. Причем, в обязанность горожан входило каждый четверг седьмой недели заниматься засыпанием старой и открытием новой могильной ямы. Зачастую, это сопровождалось постановкой свечей и молебном, а общее количество участников было достаточно большим. « И загребаху старую яму, иже полну мертвых накладену, а новую ископаху, тут же все и копають и засыпають землею Бога ради, но вси гражане, мужи и жены ». Таким образом, заключает автор монографии, существовала некая общественная обязанность по предупреждению эпидемий, хотя, возможно, основа этих действий была связана скорее с религиозными установками — не допустить, чтобы непохороненное тело христианина лежало на улице в небрежении. Заметим, что сама процедура захоронений в московской скудельнице не исключала возможности распространения эпидемии, если бы такая возникла — мертвые тела, помещенные в общую могилу, могли лежать незасыпанными несколько недель и стать источником болезней [Медведь А.Н., 2014: 53–54].

Столь большое количество умерших не могло не сказаться на психологическом состоянии некоторых из его членов. Так, Волоколамский патерик рассказывает и том, что далеко не все воспринимали чуму как наказание, которому следовало смиренно покориться: « Во время, когда был великий мор, в 6935 (1427) году, люди умирали от болезни, называемой «прыщ»: кому суждено было умереть, на том этот прыщ был синим, и после трех дней болезни человек умирал. И которые берегли свою душу, те в покаянии и монашестве кончали свою жизнь. Которые же были духовно неразумны и много пили, так как огромное количество меда было брошено и оставлено без присмотра, те в такое бесчувствие впадали из-за злостного пьянства, что, когда один из пьющих внезапно падал и умирал, они, запихав его ногами под лавку, продолжали пить ». Но такой « пир во время чумы » воспринимался все-таки как исключение из общих правил. Впрочем, не всегда причиной эпидемий, по мнению современников, являлся Божий гнев. Иногда летописцы видели естественные причины массовых заболеваний. В этих случаях, заключает А.Н. Медведь, чаще всего они увязывают болезни с недородом или с голодом (« глад ») [Медведь А.Н., 2014: 51–52].

Достаточно новаторским выглядит коллективный труд исследовательской группы во главе с И. А. Герасимовой и В.В. Мильковым [Сокровенные знания Древней Руси, 2015]. В этом исследовании на основе анализа философских и богословских произведений, а также трудов по прогностической астрологии XVII в. впервые в отечественной историографии реконструировано восприятие повседневности средневековым русским обществом. По заключению авторов, в эпоху наступления « Черной смерти » главенствовавший со времени принятия в Киевской Руси религиозный оптимизм, сменился ощущением тревоги. Поэтому период XIV–XV вв. получил наименование « века тревоги ». Исследователей поразил царивший фатализм эпохи. В качестве примера приведен рассказ о старце Елезарова монастыря Филофее (ок. 1465–1542), возражавшем против предпринимаемых светской властью санитарных мер по борьбе с эпидемией чумы. «… Якоже вы ныне, пути заграждаете, домы цечатлеете, попом запрещаете к болящим приходити, мертвых телеса из града далече измещете ». Собственно, эпидемию старец усматривал в качестве божьего наказания, которому нельзя противиться. Его нужно принять так, как есть, а те, кто погибает во время чумы « со истинным покаянием к Богу и причащением тела и крови Христове, со освящением масла, друзии же с великим сердечным желанием ангельского образа сподобляются » [Сокровенные знания Древней Руси, 2015: 285].

С ростом в русском обществе эсхатологических и хилиастических настроений, вызванных в конце XV–XVI вв. общим кризисом христианства, происходит успех ереси жидовствующих. Причем, по заключению авторов исследования, не обошлось без прямой поддержки со стороны правящей элиты. Итогом этих изменений, начиная с конца XIV в. и вплоть до 1492 г., явился рост апокалистических настроений и ожиданий второго пришествия Христа. Именно в это время большое хождение приобретают всевозможные астрологические альманахи, а в определенных кругах русского общества астрология вызывает повышенный интерес. Эти ожидания нашли свое отражение в изобразительном искусстве и литературе. Ситуацию данной эпохи характеризует напряженное ожидание Страшного суда, страх перед которым стал доминантой религиозного сознания. « Мимоходитъ бо житие се наше, и посечение приближается и страшный день онъ ждет суда и въдаание » [Сокровенные знания Древней Руси, 2015: 286].