Юрий Алексеев - Походы русских войск при Иване III

В отличие от Устюжской летописи Московская различает насады и ушкуи. Так, в 1391 г. новгородцы и устюжане совершили поход по Вятке в Волгу в ушкуях и насадах; [79] ПСРЛ. Т. 25. С. 219. в 1393 г. новгородцы «во многих насадах и ушкуях взяша град Устюг». [80] Там же. С. 220. — Этого известия, как и предыдущего, в Уст. летописи нет. Тем не менее между насадом и ушкуем большой разницы, видимо, не было — в обоих случаях это гребное (возможно, гребно-парусное) судно, пригодное для переноски волоком.

В 1947 г. на Ярославовом дворище в Новгороде на раскопках были обнаружены остатки такого судна. Его длина — 12–14 м, ширина — 2,5 м, осадка — 40–60 см. [81] История отечественного судостроения. СПб., 1994. Т. 1. С. 22. Судно имело набойную конструкцию, т. е. борта его состояли из скрепленных между собой горизонтальных поясьев. По оценке специалистов, такое судно вмещало до 30 человек. [82] Там же; Нефедов А. С. Северное русское морское судостроение и мореходство в ХІV–ХVІІ вв. и его вклад в строительство и становление Балтийского флота и Санкт-Петербурга. СПб., 1995. С. 14. Это соответствует летописным данным: в 1375 г. 70 новгородских ушкуев (по устюжской терминологии — насадов), напавших на Кострому, имели на борту 2 тыс. человек. [83] ПСРЛ. Т. 25. С. 191. Надо полагать, что большой поход 1462 г. был совершен на судах примерно такого типа.

В 1462 г. вологжане шли, видимо, по Сухоне вниз, до Устюга; галичане — вверх по Костроме и волоком в Сухону. От Устюга на Вятку соединенное войско могло двигаться вверх по Югу, а далее волоком в Молому и вниз по Моломе до самой Вятки (реки). Дойдя до впадения Вятки в Каму, судовая рать повернула к северу и пошла по Каме вверх. Конечный пункт похода не известен, но, очевидно, обратный путь должен был совершаться по тому же маршруту: Кама — Вятка — Молома — Юг — Сухона. За один поход было пройдено не менее тысячи верст, причем половина их — вверх по течению с преодолением волоков, хотя и сравнительно небольших.

Судовая рать шла на Черемису, а потом на Великую Пермь. Черемисы были известны устюжскому летописцу только в числе союзников Мамая в битве на Куликовом поле. [84] ПСРЛ. т. 37. С. 76. Другие летописи об участии черемисов в походе Мамая не говорят, и черемисы в них вообще не упоминаются вплоть до последних десятилетий XV в. По словам Герберштейна, черемисы «всюду бродяжничают и грабят между Галичем и Вяткой». [85] Герберштейн . С. 162. Такими представлялись черемисы собеседникам Герберштейна.

Пермская земля упоминается в летописи как объект миссионерской деятельности: в 1383 г. здесь была основана епископская кафедра в Усть-Выми (первым епископом был святой Стефан). [86] ПСРЛ. Т. 25. С. 211. По-видимому, к этому времени южная часть Пермской земли, Вычегодская Пермь, уже входила в орбиту влияния московских князей. [87] Давыдов . С. 17–18. В 1455 г. очередной пермский епископ Питирим был убит «от безбожных вогулич». [88] ПСРЛ. Т. 25. С. 273.

Так называемая Вычегодсхо-Вымская летопись, обнаруженная в церкви Благовещения в Усть-Выми и опубликованная в 1955 г., говорит об этом событии гораздо подробнее: епископ Питирим, который в 1444 г. крестил местных удельных князей, был убит вогуличами на пути из Чердыни в свою резиденцию Усть-Вымь. [89] Давыдов . С. 29. Во всяком случае, события 1455 г. свидетельствуют о напряженном положении в Вычегодском крае и могут рассматриваться как один из поводов для похода 1462 г.

Некоторое время, по-видимому, в Пермской земле не было епископа: он не упоминается в 1461 г. в числе иерархов, бывших на поставлении митрополита Феодосия. [90] ПСРЛ. Т. 25. С. 277. Под 1462 годом Тип. летопись сообщает об активной церковно-строительной деятельности нового епископа Ионы. [91] ПСРЛ. Т. 24. С. 185. С этой деятельностью, как мы уже отмечали, может быть связан и поход 1462 г. — это первый поход русских войск в Пермскую землю.

Поход 1462 г. вызвал активное противодействие Казани и ее союзников. «Того же лета рать черемисская с татары казанскими приходили на Устюжский уезд верх по Югу реки на волость на Лоху повоевали и в полон повели многих руских голов…» [92] ПСРЛ. Т. 37. С. 90.

Казанские татары нападали на Устюг и раньше. Уст. летопись сообщает о набеге 1446 г., когда «на сам Велик день [17 апреля] приходили татарове казаньские ратью на Устюг, стояли под городом 3 дни… и зажгли город». Но «по Божии милости огнь угасиша, а татар от города отбита», хотя пришлось датъ откуп копейщику 11000 денег со всякой рухлядью. По словам летописца, татар было всего 100 человек, но все отборные воины — «царев двор». На обратном пути, идя вверх по Югу и по Ветлуге на плотах, почти все они «истонули», так что до Казани добралось только 40 человек. [93] Там же. С. 87–88.

Черемисы жили в бассейне Ветлуги, и им легко было, идя вниз по Югу, вторгнуться в Устюжскую землю. Нападение 1462 г. было, по-видимому, не только грабительской, но и военно-политической акцией. Оно сопровождалось захватом полона. Воеводы великого князя в этом контексте не упоминаются, их, видимо, на Устюге уже не было. «Устюжане» сами отправились в погоню за своими противниками и, «сугнав их», отполонили весь полон. В этой акции устюжан естественнее всего видеть действия земских людей, поднявшихся для своей защиты самостоятельно, без княжеских воевод.

Итак, события 1462 г., изложенные Уст. летописью, имеют определенное внешнеполитическое и военно-историческое значение.

В восточной политике нового великого князя был сделан первый шаг — он означал переход от стратегической обороны к стратегическому наступлению против Казанского ханства, движение на северо-восточном направлении в сторону Предуралья. Основным инструментом этой политики стала судовая рать — земско-служилое ополчение северных городов во главе с воеводами великого князя. Оно впервые совершило столь дальний поход стратегического масштаба, выйдя за пределы Русской земли.

Почему же известие об этом походе не отразилось в общерусском (Московском великокняжеском) летописании? Можно предполагать, что в начале 60-х гт. еще не существовало ведомства, регистрирующего все походы великокняжеских воевод. Поэтому великокняжеский летописец не отметил ни события 1462 г., ни достаточно важные и крупные по масштабам походы последующих лет — вплоть до 1467 г., до начала большой войны с Казанью («Первая Казань»).

Отсутствие официальных известий о военных событиях 1462 г. и последующих лет само по себе может рассматриваться как важный источник, характеризующий уровень организации руководства военной деятельностью великого княжества Московского.

Поход 1462 г. отражает устоявшуюся военную систему. Элементов нового не видно, и, может быть, это главная черта первого похода войск Ивана III. Новая стратегия использует старую военную систему.