Мартин Гарретт - Венеция. История города

Путешествие на лодке — если, конечно, ее не сопровождают слишком большие косяки этих самых очистков — тоже стоит того, чтобы его рекомендовать. Когда-то гондола была отличительной чертой венецианской жизни. В XVII столетии Джон Ивлин назвал ее в своих дневниках «водной каретой», почти такой же естественной и привычной, как лодки, бороздившие в те времена воды Темзы. Такие «кареты» украшают во множестве самые разные изображения Венеции, от полотен Карпаччо XV века, до регат и видов на каналы кисти Каналетто. (Крытые каюты, или felze , просуществовали до XIX века, и только тогда, похоже, навсегда вышли из моды.) Мир, окружавший Венецию, становился все более технически развитым, и гондола постепенно превратилась в нечто экзотическое. Тернер изображал то, что Джон Рескин описывал как «лазурные, бездонные глубины хрустальной тайны, по которой скользит, двоясь, гордо изогнутая гондола… ее алые драпировки сверкают на фоне пламенеющей глади, а изогнутое весло разбивает сияющую воду, поднимая в воздух облако золотой пыли». Лорд Байрон намекает в «Беппо» (1818) на то, что гондолы используются и для других целей: хоть вид у них и похоронный, и «мнится, лодка с гробом проплывает», но стоит вам оказаться под ее пологом, и «кто в нем, что в нем — кто ведает, кто знает?»

Переправляясь на гондоле через канал и оставляя ее около палаццо напротив, богачи, аристократы и иностранцы навещали друг друга. Они ступали на берег, в мехах и жемчугах, чтобы украсить своим присутствием театральное представление, а «бесшумный рой», по выражению Байрона, терпеливо ожидал их появления. Рескин, в свою очередь, приводил гондольеров в ярость, поскольку мог заставить свою лодку простоять несколько часов у причала или вновь и вновь проплывать мимо одного и того же полуразрушенного дворца, чтобы в мельчайших деталях рассмотреть дверные проемы, лепнину или какой-нибудь орнаментальный щит.

Теперь гондола сменила и статус, и функции: обычно ее нанимают только туристы, а для большинства прочих она стала непозволительно дорога. Но, к счастью, не менее занимательно путешествовать по городу на том виде транспорта, которым пользуется большинство, — на вапоретто, быстром моторном речном трамвайчике, чей двигатель изначально приводил в движение пар — vapore . Единственным серьезным его недостатком является то, что шум мотора, вспенивающий водную гладь винт и тянущийся за ним белый пенистый гребень волн разрушают и поэтический образ, и вполне реальное основание города. Но любой, кроме разве что местных жителей, скорее всего, найдет некоторое очарование в ожидании на остановке, которая представляет собой будочку, покачивающуюся на волнах, и в самой поездке — по крайней мере, при хорошей или сносной погоде — в обдуваемом ветром трамвайчике, мимо видов, во многом схожих с теми, что создавали Тернер и Рескин. И так же, как и при пешей прогулке, совсем нетрудно забыть о толпе и притвориться в глубине души, что вы смешались с местными жителями. Для этого стоит только удалиться ненадолго от приевшихся и банальных достопримечательностей.

Хороший способ почувствовать формы и очертания города — воспользоваться одним из водных маршрутов вокруг города ( giracitta , или джирачитта), который широкой петлей охватывает район города от Сан-Марко, вдоль канала Джудекка, мимо доков и огромных паромов, плывущих в Грецию, к пьяццале Рома и вокзалу и ненадолго заглядывает на Большой канал. Дальше катер плывет по каналу Каннареджо — по сторонам тянутся фасады богатых и благородных домов (практично перемежающиеся продовольственными магазинами), но вскоре архитектура становится более сдержанной, а затем канал впадает в северную лагуну. Здесь лодке приходится преодолевать волнение, продвигаясь вдоль длинного променада Фондамента Нуове, — где даже летом довольно прохладно, — то и дело останавливаясь у причалов, расположенных так, чтобы с них легко можно было попасть в северную часть города — в частности, в церкви Мадонна делль Орто, Санти-Джованни-э-Паоло и Джезуити. Колокольни этих и других церквей задают силуэт Венеции; в другой стороне в ясную погоду можно различить очертания материка — далекого и так непохожего на этот островной город. И вот наконец судно огибает крайнюю восточную точку Венеции и возвращает нас к началу путешествия.

Отчасти поездка по джирачитта очаровывает именно этой удивительной возможностью описать полный круг вдоль границ города. Вы испытываете то же ощущение завершенности, как если бы окинули одним взглядом всю Венецию, разделенную пополам серебряной змеей Большого канала, рассматривая фотографию с воздуха или старинную карту. Иного рода переживания охватывают путешественника, следующего вдоль самого Большого канала вслед за бесчисленными поколениями восхищенных послов, исполненных гордости горожан, изголодавшихся по насыщенным цветам северян и удивленных скептиков. Количество дворцов и других расположенных у воды достопримечательностей невелико, но с каждой новой поездкой оно как будто бы увеличивается. Другими словами, по сторонам канала много зданий с роскошным изобилием скульптурных и декоративных деталей, много интересных и трудночитаемых табличек, а голову повернуть сразу в обе стороны невозможно. Освещение непрестанно меняется, каждое мгновение вода рисует новые узоры бликов на камнях самой разной текстуры. А в Средние века, когда стекла в окнах состояли из множества мелких фрагментов, игра света была, наверное, еще более причудливой.

Вапоретто то набирает скорость, то замедляет ход, останавливается и, чуть отплыв назад, снова трогается в путь. Головы туристов самых разных национальностей заслоняют обзор, мешают рассмотреть палаццо, а оживленное движение по воде отвлекает вас от них: водные такси и катера скорой помощи, лодки полиции и карабинеров, пожарные шлюпки с чихающими навесными моторами, которые волна вапоретто, кажется, вот-вот пустит ко дну.

В Венеции даже повседневные вещи становятся открытием для приезжего. Первое время людей поражает, что сирены на лодках скорой помощи или пожарных звучат точно так же, как и на земле (нужно только вычесть из привычного шума грохот забитой машинами улицы). Баржа, которая, пыхтя, тащит через лагуну бетономешалку с работающим кузовом, кажется нереальной. Каждое промелькнувшее движение в окнах проплывающих мимо дворцов Большого канала исполнено поэзии — и вдруг женщина средних лет на балконе, прикрывшая лицо от солнца и, возможно, от скуки, неожиданно напомнит роденовского мыслителя. Заметишь вдруг, как в комнате на верхнем этаже палаццо Барцицца кто-то поливает цветы, и в этих благородных декорациях будничные движения предстают исполненными достоинства и грации. А ночью одни дворцы погружаются во тьму, а другие ярко сверкают огнями, демонстрируя роскошные интерьеры.