М. Мурдалов - Кавказский уроженецъ – поэтъ Константин Айбулат

Злосчастный выстрелъ пистолета!

Его ужъ нетъ, его ужъ нетъ.

* * *

Его ужъ нетъ, его ужъ нетъ.

Онъ былъ правдивъ и въ немъ льстеца

Ни Царь, ни миръ не виделъ.

Любили девы въ немъ певца,

А миръ въ немъ гения предвиделъ.

Его ужъ нетъ, его ужъ нетъ.

Его ужъ нетъ! и онъ угасъ!..

Едва раздался вещий гласъ

Гармонические звуки —

Такъ полны жизненной науки:

И взглядъ высокий на людей,

На жизнь ихъ – полную страстей,

На все – что ядовито въ ней,

Что радостно и что высоко —

Рознил онъ, понялъ все глубоко

И въ тени передалъ своей…

Теперь карательнымъ стихомъ,

Упреки громъ онъ злу не броситъ;

Проникнутый святымъ огнемъ

Онъ какъ Архангелъ былъ съ мечомъ..

И верь поэтъ! Кто чувствъ постигъ

Еще въ груди; въ комъ жизнь кипитъ

Къ высокому святымъ сознаньемъ;

О! тотъ слезой и состраданьемъ

Тень вдохновенного почтитъ!…

Такъ не подкупный, ни лукавый,

Стихъ светлый – правдою звучилъ.

Россъ образованный внималъ

Любимцу музъ; и новой славы

Народа праведныхъ порывъ

Венокъ поэту завещалъ..

Толпу отъ гибельныхъ страстей,

Магического силой слова

Хотелъ сдержать онъ; но надъ ней

По прежнему злой гений, – снова

Разлить зло между людей.

Погасъ талантъ!. Его отъ насъ

Снесли въ далекую гробницу,

И нашу русскую денницу —

Сокрылъ враждующий Кавказъ!..

Теперь когда ночной порой,

Покинувъ звездъ блестящихъ рой

Звезда къ земле въ эфире мчится;

Тогда поэтъ, тогда мне мнится:

Что въ блеске новой красоты;

Твой духъ съ небесной высоты

Звездою светлою катится,

И гаснетъ въ тверди голубой

Съ преступной встретившись землей…

Посылаю Редакции Отечественныхъ записокъ стихотворение написанное на смерть М. Ю. Лермонтова. Если оно достойно внимания публики, то покорнейши прошу редакцию поместить въ одной изъ следующихъ книжекъ своего журнала, какъ дань памяти поэта украсившаго своими высокими произведениями Русскую Литературу итак много обещавшаго для ея самобытности.

26 Сентября. Тифлисъ.

Не обманула насъ молва

Ее печальныя слова

Не ложь – а правда! Горе, горе!

Во цвете сердца своего

Угасъ поэтъ. А у него,

Казалось, жизни было море!

У лиры звонкой, молодой

Такъ много было песенъ нежныхъ,

Небесныхъ, грустныхъ и мятежныхъ,

Такъ много мысли дорогой!

Какъ могъ бы онъ отчизне милой,

Дела и славу старыхъ дней,

Ее царей, ее детей,

Хранимыхъ тирою могилой,

Нас в песне спеть, иль рассказать

И осененъ благославеннымъ

Потомковъ полныхъ умиленьемъ,

Изъ века въ веки передать!

Но где жъ певецъ?..

Давноль онъ пелъ намъ Новоселье

Того, кто гибельной стопой

Полъ-мира обошелъ съ грозой;

Народа «жалкого» веселье

Забывшаго свой прежний стыдъ,

Которымъ целый векъ горитъ.

Давно ли онъ передъ Кавказомъ,

Когда луна въ живыхъ лучахъ

Плыветъ, какъ дева въ небесахъ

И водопадъ горитъ алмазомъ,

О жизни думалъ – и вдали

Века венокъ ему плели.

И сердце полное надежды

И силы мысли и любви

Горело пламенемъ зари!

Вотще!..

Безъвременно онъ вежда

Сомкнулъ надолго – навсегда.

Замкомъ могильнымъ заперта

Дверь храма светлыхъ вдохновений.

Друзья! вамъ грустно, что поэтъ

Осиротилъ и музъ и светъ,

И безъпоры покинулъ сени.

Где онъ на радость разцветалъ

И песни сладкия певалъ

Подъ шумъ восторговъ и волнений.

Что жъ делать. Все мы, за судьбой

Идемъ покорною стопой

Какъ идутъ вследъ за ночью тени.

Куда? Зачемъ? Къ чему ведетъ —

Она ответомъ намъ не шлетъ.

На скале, покрытъ плащемъ,

Умираетъ храбрый воинъ;

Грудь, пробитая свинцомъ,

Осененная крестомъ,

Тяжко дышитъ; кровь ручьемъ

Бьетъ изъ раны; взглядъ покоенъ

Уязвленнаго бойца.

Онъ хладеющей рукою

Держитъ лиру: – надъ землею

Льются тихою струею

Звуки воина – певца.

Онъ беседуетъ съ природой,

Исповедуетъ себя;

Онъ постигъ въ младые годы

Все униженья, все невзгоды;

Славу русскаго народа,

Умираетъ онъ, любя.

Но его ложилось око;

И среди полнолуной мглы,

На верху горы высокой,

Въ споръ вступивъ, въ споръ жестокой

Ангелъ неба светлоокой

Съ мрачнымъ ангеломъ земли.

«Онъ мой сынъ, онъ мой посланникъ!

Небожитель говоритъ:

Онъ небесъ святой избранникъ; —

«Небу онъ принадлежитъ.

«Святотатственной рукою

«Не касайся ты певца.

«Прочь лети! Склонись главою

«Передъ лаврами венца!

– «Не оспаривай надменно,

Ангел мрачный говоритъ:

Онъ мой сынъ; землей рожденный,

Онъ земле принадлежитъ.

Жертвы страсти, жертвы мщенья,

Небожитель, не отдамъ;

Улетай въ свои селенья!

Смертныхъ трупы – снедятъ червямъ»

Длится споръ, и споръ ихъ равенъ,

На вершинахъ ледяныхъ;

Ангелъ мрачный своенравенъ,

Ангелъ светлый гордъ и тихъ.

Вдругъ изъ горного селенья,

Из-за челъ Кавказскихъ горъ,

Мчится ангелъ примиренья

Разрешитъ ихъ равный споръ:

«Знаю споръ твой, ангелъ света,

«Знаю споръ твой, ангелъ тьмы,

«Доля неба – духъ поэта;

«Трупъ – наследие земли.

«Споръ вашъ конченъ; примиритесь

«Надъ могилою бойца;

«И по-братски разделитесь

«Достояниемъ певца!»

Скрылся ангелъ примиренья;

Небожитель вследъ за нимъ,

Духъ увянувшего гения

Вмигъ умчалъ къ странамъ святымъ.

И, казалось, надъ землею,

Передъ раннею зарею,

Неразлучною четою,

Въ неразгаданную высь

Херувимы понеслись.

А на утро старецъ хилый

Свой заржавый отступъ взялъ,

И склонившись надъ могилой,