Яков Нерсесов - «Свет и Тени» врагов, «совместников/совместниц», «коллег по ремеслу» и… не только генерала Бонапарта. Книга 1: от А до Л

А затем его царственный брат Александр, ставший после свержения «корсиканского выскочки» Благословенным , отправил нашего героя «приводить в надлежащий порядок» – «командовать вами будет брат мой!» – Царство Польское. Вернее тем, что в результате трех разделов отошло к российской империи «с легкой руки» их невероятно амбициозно-властной бабки-императрицы, незаконной, кстати, правительницы. И последние 15 лет своей жизни цесаревич почти не покидал пределов Речи Посполитой, в основном муштруя польскую армию. Надо сказать, что это не только отдельная страница в биографии Великого Князя, но и обширная тема в замысловато-извилистой истории взаимоотношений двух «братских» народов, как любили говаривать в эпоху Советского Союза.

… Между прочим , потом ходили слухи, что отсылая брата Константина в Польшу, императора Александр I удалял его от тех оппозиционных сил, которые могли бы попытаться сделать из его шумного братца-«фрунтовика» нечто «вредное» для «нашего ангела». Впрочем, Константин Павлович никогда после убийства батюшки на первые роли не претендовал и в решающий момент своей биографии это всецело подтвердил…

Надо признать, что «государево око» Константин Павлович взялся за воссоздание польской армии так рьяно, что очень скоро она стала образцовой, одной из лучших в Европе. И это при том, что нередко своей полубезумной крикливостью цесаревич производил впечатление почти психически невменяемого человека. Человека, в руках которого была сосредоточена огромная власть, поскольку наместником Польши был полностью ему подвластный боевой генерал Юзеф Зайончек.

Важно другое! Именно в Польше наш герой встретил женщину своей мечты или, вернее, всей своей оставшейся жизни. Ей оказалась Жаннетта (Иоанна) Грудзинская – хрупкая и изящная 20-летняя дочь небогатого помещика, на тот момент уже покойного. Многие потом полагали, что она пленила нашего бывалого вояку не только столь присущей женщинам ее нации красотой и грацией, но и тонким чувством… меры, т.е. душевным тактом. Вдовствующая императрица-мать Мария Федоровна для приличия некоторое время отказывала своему среднему сыну в материнском благословлении на развод и новый (морганатический) брак. Но у ее третьего сына Николая Павловича на тот момент уже родился сын (будущий император Александр II) и в 1820-м году вопрос о престолонаследии был окончательно решен. Константин Павлович Романов (Гольштейн-Готторп) категорически отказался от претензий на трон в будущем и следующим русским императором после бездетного Александра I по внутрисемейной договоренности должен был стать Николай Павлович. Правда, об этом никто не знал и документально это было еще не зафиксировано. Все это смягчило непреклонное материнское сердце и, в конце концов, она дала свое согласие на развод сына с его супругой-немецкой принцессой, с которой он уже не жил 19 лет, а та не собиралась ни при каких условиях возвращаться в Россию из уютной Швейцарии.

Оставшиеся ему 10 лет жизни Великий Князь прожил со своей польской супругой – графиней Грудзинской (ставшей княжной Лович), оказавшей самое отрадное воздействие на сумасбродного самодура Константина Павловича по прозвищу «деспотический вихрь» и в чем-то даже приструнившей. В ее присутствии он сильно мягчел. Тонкая и умная, она озарила его однообразную, весьма грубую жизнь. Всем известно, что у нашего героя чуть ли не любимейшим развлечением было выпустить в огромную залу стаю полуголодных бульдогов, где уже насмерть сражались многочисленные кошки с огромными специально откормленными крысами. За бойней наблюдали особо допущенные на экзотическое «шоу» зрители через стеклянные окна. Это был самый безмятежный период в его весьма бурной на события жизни. Такой любви не смогла ему дать ни одна из его прежних спутниц по жизни, вплоть до очаровательной француженки-содержанки (осчастливившей его первым сыном), которую от греха подальше спешно выдали замуж за проверенного полковника. А ведь в его ближайшем окружении было очень мало людей, относившихся к нему искренне: из членов царской семьи, пожалуй, лишь младший брат Михаил Павлович, с которым у него было чуть ли не 20 лет разницы. А его дражайшая матушка и вовсе часто была им недовольна и не очень-то с ним церемонилась.

… Между прочим , одним из самых близких приближенных Великого Князя Константина Павловича был грек Дмитрий Дмитриевич Курута (1769/70 – 13.3.1833), служивший ему с ранних лет, обучавший его греческому языку, пользовавшийся его полным доверием и неизменным расположением, бывший его поверенным во всех делах. Недаром они с ним, когда великому князю нужно было чтобы окружающие его не поняли, говорил с Курутой – «без лести преданным» – исключительно по-гречески. Вполне естественно, что это крайне положительно сказалось на его карьере: Курута стал графом (22.8.1826), генералом от инфантерии (25.6.1828). Впрочем, на войне Дмитрий Дмитриевич побывал и не раз: мичманом на флоте в ходе русско-шведской войны 1788—90; отличился под Аустерлицем в 1805 г.; Гейльсберг (1807); Бородино и Красный (1812); Баутцен, Дрезден, Кульм, Лейпциг (1813); Ла-Ротьер, Фер-Шампенуаз, Париж (1814), польское восстание 1830—31 гг. Имел высокие награды, в том числе, ор. Св. Георгия 3-го кл., крест за Кульм и золотую шпагу «За храбрость»…

Потом была полузагадочная смерть императора Александра I и… 17-ти дневное царствование императора Константина I (успели даже отчеканить рубль с его бровасто-бакенбардистым профилем – теперь это огромный раритет для нумизматов!) . А затем началась та самая катавасия, которая известна нам по так называемому «восстанию декабристов» – история запутанная и мутная во многом потому, что покойный в ту пору император Александр I не счел нужным во время обнародовать манифест о передачи власти в случае своей смерти не следующему по старшинству брату Константину, а брату Николаю. Кроме князя Алекс. Ник. Голицына, Аракчеева и архиепископа Филарета о нем не знал никто: с поразительным упорством Александр I желал тайны. Не оставаясь оглашенным, манифест не имел законной силы. (Его обнародовали лишь 27.11.1825 г. после кончины императора, что стало одной из причин династического кризиса, приведшего к попытке декабристов организовать 14.12.1825 вооруженное восстание в С.-Петербурге.) Более того, Константин после смерти Александра I категорически отказался приехать из Варшавы в северную столицу и публично подтвердить свой отказ от престола в пользу младшего брата Николая. Не пожелал он написать и официальный акт об отречении от престола (на этом настаивал очень популярный в войсках генерал-губернатор С.-Петербурга М. А. Милорадович) и даже обращения к народу, явно сбитому с толку. В общем, в ту непростую «минуту» он думал лишь о… себе любимом. Вернее, он более всего боялся повторить судьбу своего безвременно погибшего страшной смертью (забили-добили ногами!?), непонятого страной и высшим обществом отца-рыцарственного деспота, т.е. попасть в ту самую «кашу», как он потом охарактеризовал убийство Павла I. «Меня задушат, как задушили отца!» – неоднократно повторял он. Не исключено, что такое поведение сына могло объясняться некой внутренней близостью этих внешне похожих людей. В конце концов, случилось то, что случилось: у Николая Павловича Романова (Гольштейн-Готторпа) хватило ума и решительности занять опустевший трон, который его старшего брата Константина по давно известным причинам не интересовал никак. Не много было в истории законных претендентов на освободившийся престол, которые бы категорически не желали на нем оказаться. Константин смог и в России начался николаевский период ее истории – тот, который в силу ряда идеологических обстоятельств оценивается весьма по-разному…