Муслим Мурдалов - Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 2

Окончив жертвоприношение, Шамиль передал мешок с пшеницею и финиками ссыльным горцам, которые в этом действие не участвовали, так же как и женщины и все прочие мусульмане, посторонние здешнему дому.

Этим заключалось празднование в Калуге Байрама. Предшествовавшим постом мусульмане очистили себя от грехов; но независимо того, религия предлагает поститься еще в продолжение шести дней, начиная на другой же день Байрама, который празднуется.

Говение это есть Суннат, требование не обязательное, но очень соблазнительное по тем обещаниям, которые оно сулит: мусульманин, исполнивший это требование, получит прощение в шестидесяти грехах; и кроме того, каждое доброе дело, сделанное им в продолжение этого времени, будет принято как шестьдесят добрых дел. Тем не менее, из всех горцев, только Шамиль да Гази-Магомет изъявили желание держать шестидневный пост.

18-го апреля. Догадка, которую я позволил себе сделать в февральском дневнике, относительно косвенного участия Зейдат в преждевременном падении Кавказа, сегодня подтвердилась устами мюрида Хаджио и, таким образом, получила в известной степени значение факта.

Разговаривая со мною о том, что, по его мнению, может теперь случиться с Кавказом и с его обитателями, Хаджио совсем неожиданно сказал: – А ведь Государь не всех наградил за «нашу» войну!

На вопрос мой – кого же он еще не наградил, Хаджио отвечал вопросом же, до которых все горцы большие охотники.

– Государь сделал фельдмаршалом нашего сардара? (кн. Барятинского).

– Сделал.

– За что он сделал его фельдмаршалом?

– За то, что совсем покорил Чечню и Дагестан.

– Так, но за это следовало сделать фельдмаршалом еще одного человека.

– Кого же?

– Нашу Зайдат.

– Это почему?

Объяснение Хаджио заключало в себе сущность того, что уже изложено мною в февральском дневнике. Преждевременному падению Кавказа, по убеждению Хаджио, способствовали капитальные ошибки Шамиля по внутреннему управлению страною, а также и в политических его действиях относительно людей, имевших в Дагестане большое значение. Одна причина этих ошибок – недоступность, которую он окружил себя в последние годы своего Имамства, и которая препятствовала ему видеть многое из того что делалось в стране. Вторая причина – неудачно составленные им родственные связи, не давшие ему ни одного дельного приверженца, но подарившие много врагов, при том, врагов сильных, и наконец, причина всех причин – «наша» Зейдат, по настоянию которой он делал все эти распоряжения, и которая, как можно заметить из многих недомолвок Хаджио и обоих сыновей Шамиля, просто торговала свои влиянием.

19-го апреля. На днях приезжали к Шамилю все его Калужские знакомые, чтобы поздравить с минувшим праздником Байрама (сам он ездил с визитами в Светлый Праздник).

Поблагодарив за внимание, Шамиль объявил своим гостям о новой Монаршей к нему милости, выразившейся добавлением к получаемому им содержанию еще 5-ти т. р.

По этому поводу начались новые поздравления. Слушая их Шамиль, становился постепенно сумрачным: его лицо то бледнело, то краснело, и под конец сделалось совсем темным, а на глазах готовы были выступить слезы. Снова поблагодарив гостей за выказанное ими участие, он сказал:

Стр. 1425 … – Государь осыпает меня такими великими милостями, которые можно оказать только любимому сыну, или человеку, сделавшему для него много добра и пользы. Мне очень хотелось бы рассказать вам, что я чувствую и как много люблю «нашего» (базин) Государя; но я не могу этого сделать потому, что нет таких хороших слов ни на моем, ни на вашем языке; а если б они и были, то вы не поверили бы мне. Поверьте же тому, что каждая милость Государя очень, очень дорога для меня; но вместе к тем режет мое сердце, как самый острый нож: когда я только вспомню – сколько зля я делал Государю и Его России и чем Он теперь меня за это наказывает, мне стыдно становится; я не могу смотреть на вас, и с радостью закопал бы себя в землю…

Шамиль видимо сокрушался. Он произнес эти слова прерывистым, дрожащим от волнения голосом. Все присутствовавшие были очень тронуты, и конечно, никто из них не мог заподозрить пленника в лицемерии. Напротив, вполне симпатизируя его духовному состоянию, – гости видели даже необходимость сказать какое-нибудь успокоительное слово. Губернский предводитель дворянства, г. Щукин, к которому Шамиль питает особенное расположение, – сказал ему в ответ::

– Напрасно ты так тревожишься прежними своими действиями; мы все знаем, что в то время ты был нашим неприятелем и потому, делая нам зло, ты делал свое дело. Теперь же, Государь наш, осыпая тебя милостями, тоже делает свое дело, а поступает он таким образом потому, что иначе никогда не поступает.

И действительно, короткие, но полные чувства слова Щукина, подтвержденные одобрительным говором гостей, – произвели на Шамиля впечатление благоприятное: он несколько успокоился и в заключение этого разговора, сказал:

– Бог слышит мои молитвы, и знает, что я прошу у Него только двух милостей: здоровья и благоденствия для Государя, а для себя – какого-нибудь случая, которым мог бы хоть сколько-нибудь заслужить Его милости, и доказать, что я могу сделаться достойным их.

Фраза эта, можно сказать, сделалась маниею Шамиля: он повторяет ее при каждом удобном случае как бы стараясь облегчить этим полноту своих чувств. И точно, нет возможности сомневаться в искренности благоговения его к Государю Императору: оно так велико, а симпатия его к Русским так чистосердечна, – что по моему убеждению, если бы встретилась надобность в услугах, – то по первому лову Государя, Шамиль встретил бы его врагов впереди всех.

22-го апреля. Сегодня, проходя двором в сад для прогулки, Шамиль заметил переводчика Дебир-Магома, который резал курицу. Это напомнило ему курицу, возбудившую в ауле Кадор трехвековое мщение, и он шутя спросил: не украдена ли эта курица, и не воздвигнется ли за нее на нас «Канлы?»

Вопрос этот возбудил разговор о кровомщении, возобновлявшийся в продолжение нескольких дней. Ниже излагаемые следствия приобретены мною от самого Шамиля, и только частью от его сыновей и от мюрида Хаджио. В последствии же, вся эта статья, по моей просьбе, проверена Шамилем. Вот сущность всего, что сообщено мне о существовании «Канлы» на Кавказе.

Татарское (Кумыкское) слово «Канлы» состоит из «кан» – кровь и частицы «лы», обращающей существительное «кровь» в прилагательное «кровавый». Это и есть настоящее значение слова «Канлы», мы же, переводя его «кровомщением», – обращаем, некоторым образом, в имя собственное, что, впрочем, и необходимо для безошибочного понимания выражаемой в разговоре идеи.