Всеволод Райский - Смута

«Я Сигизмунда уважаю,

Захочет ли он мне помочь,

И не погонит меня прочь,

Ведь я его совсем не знаю».

Князь ухмыльнулся удивлённо,

Он всё прекрасно понимал,

И призадумавшись невольно,

Сам про себя так рассуждал:

«Когда Борис власть получить хотел,

Ни с чем не думал он считаться,

Хотя на царский трон он, права не имел,

Сумел, однако, на него взобраться.

Но главные интриги впереди,

Похоже, их недолго ему ждать,

И как сумеет он их обойти,

И трон Московский силой удержать.

Ведь объявился Гришка не случайно,

Его как надо кое – кто настроил.

В Речь Посполитую за тем направил тайно,

Чтоб он здесь смуту подлую готовил.

Что он и делает, «царевичем» назвавшись,

И всем пытается внушить,

Что он, сын Грозного и наглости набравшись,

Себя наследником желает объявить.

Так что Бориса ждут лихие времена,

И за свои позорные деянья,

От жертв казнённых им, получит всё сполна,

Во сне кошмарном он увидит их стенания.

В Московии к тому же третий год,

Свирепствует жестокий голод страшный,

Смерть беспощадно косит весь народ,

Готовя рок ему ужасный.

Треть государства в муках вымирает

И по дорогам, что к Москве ведут,

Мертвечину собаки не съедают,

Да люди заморённые бредут.

В такую тяжкую и страшную годину,

В районах разных и окраинах Московских,

Слуга, служивший раньше господину,

Теперь участвует в восстаниях холопских.

И чтоб восстанье силой подавить,

Борис стрельцов надёжных посылает,

А чтобы дух мятежников сломить,

Бунтовщиков безжалостно карает.

Похоже, время действовать настало.

Сейчас судьба Борису изменяет,

Да и звезда его на небе затухает,

Бездействовать нам явно не пристало».

При этих мыслях князь взбодрился,

И к самозванцу обратился:

«Тебя волнует, что король нам скажет,

Его не сложно заинтриговать,

Что делать он нам сам укажет,

Его не надо долго убеждать.

Ведь Сигизмунд давно мечтает,

Сурово говорить с Москвой,

Но мирный договор мешает,

Ему вступить в смертельный бой,

Сей договор, коварно навязал,

Коронный гетман Ян Замойский,

Тогда ему усердно помогал,

Бориса прихвостень Острожский.

И чтобы договор порвать,

Король на многое пойдёт,

И станет рьяно помогать,

Когда наш замысел поймёт.

Я думаю, волнения напрасны,

И нам с тобой не стоит сомневаться,

И полагаю, всё пойдёт прекрасно,

Пора нам важным делом заниматься.

А чтоб ни кто не смел подозревать,

Что стал ты «Дмитрием» именоваться,

Кого-нибудь нам надо подыскать,

Дабы «Отрепьевым» он пожелал назваться.

Ну что ж разыгрывать больного продолжай,

Когда же дворня вся сюда придет,

То ловко умирающего разыграй,

Она ж тебя в палаты отнесёт.

А для скорейшего «выздоровления»,

К тебе врача я своего приставлю,

И дело наше так обставлю,

Чтобы ни что не вызывало подозренья».

Пока врач «Дмитрия лечил»,

И все судачили, как бедный он страдает,

В народе кто-то слух распространил,

Что сына Грозного князь у себя скрывает.

Тогда у князя полный был набор,

Один Лжедмитрий – редкостный мерзавец,

Мечтавший выкрасть власть как подлый вор,

Второй «Отрепьев» – Леонид, лжесамозванец.

И окружённый, княжескою свитой,

Лжедмитрий получал, чего хотел,

А слух о нём по Речи Посполитой,

Быстрее ястреба во все концы летел.

И вскоре самозванец «излечился»,

Его деянья были не напрасны,

Пока, что он не многого добился,

Но будущее виделось прекрасным.

Его теперь прислуга окружает,

Расшаркиваясь перед ним пристойно,

Сам князь его везде сопровождает,

и величает «Дмитрием» достойно.

Такой момент негоже упускать,

И чтоб желанья своего добиться,

Задумал он собрать большую рать,

И с ней войти в престольную столицу.

И вот тогда Лжедмитрий и решил,

В поход свой казаков из Малороссии завлечь,

И Лжеотрепьева отправить поспешил,

С посланьем «царским» к запорожцам в сечь.

Казаки «царского» посла приняли,

И начали послание читать,

За тем казачий круг собрали,

решив его всем кошем обсуждать.

В послании подробно говорилось,

Что он «Димитрий» сын царя Ивана,

Став жертвой подлого обмана,

Восстановить желает справедливость.

А посему «царевич» предлагает,

С ним вместе на Москву идти,

Да с крымским ханом полагает,

Войскам объединиться на пути.

Казаки разом обомлели:

«Негоже нам такое предлагать»,

За тем все вместе зашумели,

И стали возмущённо рассуждать:

Когда все православные желают,

Скорее от врагов освободиться,

И все на Западной Руси мечтают,

С единоверцами в Москве объединиться,

Нам чёрте – что «царевич» предлагает,

Не будем мы с Москвою воевать,

Да за кого всех нас он принимает,

и как всё это надо понимать?»

Тогда ж ответ гонец и получил,

В нём говорилось, что их атаман,

Ещё три дня назад тому решил,

Отправиться в поход на басурман.

И что «царевичу» они помочь не смогут,

Письмо его они к донцам доставят,

Донские казаки ему помогут,

Они с Борисом уж давно не ладят.

Когда ж письмо на Дон попало,

Весь Тихий Дон мгновенно закипел,

Казацкая душа заполыхала,

и как набат, бунтарский дух гудел.

Во всех станицах люди собирались,

И «цесаревича» послание обсуждали.

Понять его старательно пытались,

И меж собою бойко рассуждали:

«Когда Ермак Сибирь завоевал,

Царь-батюшка Иван Васильич Грозный,

Стал относиться к казакам серьёзно,

И волю вечную тогда нам обещал.

Но Годунов донцов не любит,

И казакам не доверяет,

Ей Богу он нас всех погубит,

И жутко постоянно притесняет.

Зачем он крепости в казачьих землях строит?

На Северном Донце и на Осколе,

Какой удар нам Годунов готовит?

Видать конец приходит нашей воле.

Зато «царевич» волю обещает,

В свободе вечной казакам клянётся,

И он получит, всё чего желает,

Костьми всё ляжем, ежели придется».

И вот донцы круг войсковой собрали,

На нём решили «Дмитрия» признать,

И в грамоте ответной обещали,

Ему на помощь казаков прислать.

Тогда ж «царевича» все громко стали славить,

Во всех церквях молебен отслужили,

И чтоб письмо «царевичу» доставить,

Карелу с Межаковым отрядили.

Но о письме Острожские узнали,

И казаков перехватив,

Послание к «царевичу» отняли,

И срочно их с пристрастием допросив,

Князь с возмущением узнаёт,

Что к самозванцу собираются прийти,

Две тысячи донцов и всякий сброд,

Объединившись с ними по пути.

Острожский так и обомлел,

От новости такой ужасной

И в сих деяньях усмотрел,

Для королевства путь опасный.