Всеволод Райский - Смута

Тогда стал Сигизмунда самозванец досаждать,

Чтоб он под польскую корону земли Северские взял,

А чтоб сумел Лжедмитрий эти земли удержать,

Ему начать войну с Москвою предлагал.

Для этого король сейм Польский открывает,

Но канцлер Ян Замойский авантюру осудил,

А мир порвать с Москвою, глупостью считает,

И полную поддержку канцлера Сапеги получил.

Тогда сейм канцлеров активно поддержал,

И стал затею Мнишека и самозванца осуждать,

В итоге, сейм губительной её для Польши посчитал,

А князь Острожский требовал виновных наказать.

Когда Лжедмитрию поляки отказали,

То в фазу новую, война гражданская вступила,

Везде от самозванца письма появляться стали,

И агитация, с «царевичем» страну всю охватила.

Гонцы его, где только можно появлялись,

И письма от «царевича» везде распространяли,

Они везде народом страстно обсуждались,

Да население ужасно возмущали.

Но и в Москву старались письма засылать,

Когда гонцов – распространителей ловили,

На «пыточном дворе», у них пытались всё узнать,

Ну а за тем, на площадях безжалостно казнили.

Ведь в письмах Годунова самозванец обвинял,

Что по его вине, трёхлетний голод прокатился,

И уверял, что трон он у «царевича Димитрия» украл,

А «Дмитрий», чудом спасшийся, с возмездием явился.

К тому же в письмах он умел всех обольщать,

Да «Дмитрием царевичем» себя в них называет.

Клянётся веру православную в чести держать,

И жаловать всех царским милосердьем обещает.

И вот когда Борис стал понимать,

Чем смерть царевича Димитрия ему грозила,

То он себя пытался утешать,

Но мысль кошмарная, из головы его не выходила,

Что трон Лжедмитрий у него отнять старался,

А если имя Дмитрия ему, кто – либо называл,

То царь Борис от ужаса весь содрогался,

И неожиданно в прострацию впадал.

И сразу же прощение у Дмитрия просил,

И за него усердно начинал молиться,

Но Дмитрий кажется, ему за всё жестоко мстил,

А царь Борис не знал, как у него прощения добиться.

Когда в Московии Лжедмитрий появился,

Его чернь из низов активно поддержала,

И на неё Борис ужасно разозлился,

И жертвою она его безумства стала.

Тогда Семён Никитич Годунов,

За дело, будучи главою «Тайного совета» взялся,

И по его указу соглядатаи ловили простаков,

Из тех, кто рассуждать о Дмитрии пытался.

Их с семьями на месте забирали,

И всех, на «пыточный двор» под охраной отводили,

Там их с детьми и жёнами безжалостно пытали,

Ну а за тем в реке всех подо льдом топили,

В итоге, ненавидеть все царя Бориса стали,

Ведь злобу на невинных людях он свою срывал,

И от жестокости его, все до безумия устали,

И он поддержку большинства народа потерял.

Тогда ж о царствии царя Ивана стали вспоминать,

И утверждали, что с народом он не воевал,

Но мог страну великую в руках держать.

Когда же он, в борьбе с боярами опричнину создал,

То лишь бояр изменников, да их сообщников казнил.

С преступниками, не желал царь разбираться,

Ведь царь Иван доверие народа высоко ценил,

А с бандами, «разбойному приказу», наказал заняться.

Борис же более всего, простой народ боялся,

И черни никогда не доверял,

Да недовольство подавить жестокостью старался,

А «пыточный двор», день и ночь, кого не будь, пытал.

Лжедмитрий, как и царь, Иван народ хвалил,

Ведь только на него в борьбе за трон он опирался,

За службу верную его всегда благодарил,

И «добрым Дмитрием», он для народа оставался.

И чернь его за это обожала,

Идти была готова с ним на смертный бой.

Его на троне видеть «Дмитрием – царём» мечтала,

И не боялась жертвовать собой.

Тогда Борис решил Лжедмитрия разоблачить,

Для этого монахов чудовских в Путивль трёх послал,

Чтоб Гришку удалось им в самозванце обличить,

А в грамоте своей царь жителем Путивля, пояснял,

Что, ежели они вора убьют,

То царь им всё, по милости своей прощает,

Но если с ляхами они его в цепях сдадут,

То наградить их всех по царски пожелает.

Но по прибытии монахов захватили,

И начали из сразу же пытать,

Они тогда о двух изменщиках «боярах» сообщили,

И за измену приказал их самозванец расстрелять.

И чтоб попытки царские с разоблачением прекратить,

Из Польши Леонида Лжеотрепьева прислали,

Тогда его «Отрепьевым» решили объявить,

И все сомнения с «царевичем Димитрием» отпали.

Лжедмитрий всех монахов чудовских в живых оставил,

Они его прекрасно после пыток «понимали»,

И написать письмо царю и патриарху их заставил,

Что в «Дмитрии», они расстригу Гришку не признали,

В письме они пытались утверждать,

Что «Дмитрий’ есть наследник настоящий,

И против истины Борис пусть престанет бунтовать,

Иначе ждёт его за воровство суд предстоящий.

Подобной провокации Борис не ожидал,

Царя Лжедмитрий в замешательство привёл,

Тогда он ловко, за умы победу над Борисом одержал,

И на сознание многих, впечатление произвёл.

Династия царя в истерике осознавала,

Какая им смертельная опасность всем грозила,

И так, любым путём восстание подавить желала,

Что даже иностранцев удивила.

В то время, царь Борис рассудок свой терял,

И начал за семью болезненно пережевать,

Он от себя, родного сына Фёдора не отпускал,

А бунт стал всё его здоровье забирать.

Царь на юродивых и прорицателей советы полагался,

Когда же над Москвой комета пролетала,

Он из Ливонии с астрологом прибывшим пообщался,

Тот убедил, что об опасности она его предупреждала.

Своим придворным царь не доверял,

И с «чернокнижниками» всё пытался обсуждать,

Он даже в кознях всех бояр подозревал,

И по советам чародеев стал решенья принимать.

В тот день дела на думе как обычно проходили,

С утра бояре, как положено, собрались,

Вопросы многие на заседании обсудили,

Когда же с новостями разобрались.

Обедать время вскоре подошло,

Дебаты было решено, на думе прекратить,

С царём всё окружение трапезничать пошло,

И начали боярский мёд, за здравие царя Бориса пить.

Но дума после трапезы и дальше заседать решила,

Царь из стола поднялся в настроении прекрасном,

Но боль кошмарная Бориса неожиданно скрутила

И сразу он почувствовал себя ужасно.

К нему бояре тут же подскочили,

Но до постели сам он кое – как добрался,

Они к нему священников и родственников пригласили,

И приняв схиму, Боголеп – монах скончался.

Часть 2

Когда покойного в Архангельском соборе схоронили,

То все присягу в думе Фёдору Борисовичу дали,

И вот когда царевича государём стать убедили,

То Фёдора царём Всея Руси на трон венчали.