Андрей Воронов-Оренбургский - Сталинград. Том первый. Прощайте, скалистые горы

Командир роты в последний раз задержал взгляд на трупе Симутина, так быстро закончившего свой боевой путь. Свою военную тропу. Он лежал, вытянул худые руки, вдоль холодной, подмокшей кровью и талым снегом, шинели, развалив в стороны носки тяжёлых грубых солдатских кирзачей. Его бледный лоб опоясывала тёмная тень от стального окаёма каски, нос с горбинкой зримо выступал вперёд, ввалившиеся твёрдые веки были сомкнуты, сделались более выпуклыми и рельефно выступали из провалов глазниц, в которых притаилась, истаявшая ночь. Стиснутый рот, казалось, удерживал в глубине предсмертный крик боли.

«Хужа Алла… – капитан сглотнул, застрявший в горле комок. С трудом отвёл взгляд. Симутин, так сильно походил на его младшего брата Сайфулу, что сделалось не посебе в двойне.

– Да-дай-ии…Такой же мосластый, голенастый волчонок…который не набрал ещё вес, не оформился в сильного, крепкого воина. Сайфула…да хранит тебя Аллах. Ты самый младший, из нас братьев, что остался за мужчину в родной сакле, не считая сестёр – Гидихмат, Потимат, Хадижат и Асият». Старший брат Гитинамагомед, на которого он с Сайфулой всегда так равнялись, после окончания военного училища, тоже теперь воевал с фашистами…Но где и на каком фронте, – Магомед не знал. Огненный смерч событий разметал их из родного гнезда далеко друг от друга…А беспрестанно наступающий на всех направлениях, рвущийся к Москве враг, не давал возможности должным образом навести справки, списаться братьям.

* * *

…Время, спрессованное в мгновения, отпущенное судьбой ему и его солдатам для передышки, для подготовки к новой атаке, катастрофически истекало. Фрицы вот, вот должны были ударить вновь и пойти в атаку. Но Магомед, как назло, испытывал дикое переутомление, мешавшее отсечь всё лишнее и сосредоточиться на предстоящей схватке; мешавшее участвовать в возбуждённых перекличках солдат со своими старшинами, с ним лично. Одновременно досаждала и мучала – тревога за своих ребят. Вглядываясь в их закопченные от пороховой гари лица, – простые, русские, смелые, он будто прощался с ними, ставшими за последние месяцы ему, – дорогими и близкими…С теми, кто готов был за него в любую минуту отдать свою жизнь, а он – за них.

Ещё десять минут назад, когда гремел бой и надвигались неумолимой железной волной танки…Он поймал себя на мысли-желании: обнять своих гибнущих товарищей, сгрести их до кучи, прижать к груди, заслонить от поглощавшей их гибели…Как отец закрывает собою своих сыновей. Как орёл закрывает собою своих птенцов.

Выбило из-под ног опору и убийственное сообщение, вернувшегося, с уцелевшими стрелками, рядового Сысоева: «Все офицеры взводов полегли». Это чёрное известие обескровило лицо ротного, придавило тяжёлой могильной плитой. Опалённая память лихорадочно выхватила из бездны времени лица боевых товарищей, воскресила их улыбки, их речи, их живые, как звёзды, мерцающие глаза…

Вот синеглазый и близорукий старший лейтенант Николай Красильников, командир первого взвода. Где он?

Убит на позиции с пистолетом в руке, осколком в голову. Воронёная сталь офицерского ТТ намертво вкипела в его твёрдую ладонь…

Вот Сашка Безгубов, тихий, как летний вечер, знаток русской и французской поэзии. Где он?

Пулемётная пуля прошила его каску образца 40-го года, как консервную банку, и вырвала кусок черепа вместе с металлом с другой стороны, когда он личным примером поднимал боевой дух вверенного ему взвода.

Вот лейтенант Фёдор Сорокин, балагур и храбрец из Свердловска, лихо умевший стрелять с двух рук, и так же лихо умевший играть на гармошке-двурядке, ловко шаря пальцами по перламутровым кнопорям. Убит фашистами. Рядом со своими бойцами, погибшими за Родину, за эту обугленную безымянную высоту под Воронежем, лежит теперь он, присыпанный мёрзлым глинистым крошевом.

…Выжегся раскалённым тавром в памяти Магомеда Танкаева и капитан Гусев, обстоятельный, вездесущий политрук его роты. В последний раз он видел его среди развороченных снарядом брёвен и балок их блиндажа. Гусев был тяжело контужен; воткнув голову в землю, сгорбясь, как коромысло, чуть приподнявшись на дрожавших ногах, он содрогался плечами-лопатками и жутко, как бык на бойне, мычал. Из ушей его сочилась блестючая, как черешня, кровь. Около него квохтал до смерти перепуганный безусый радист Синельников. В какой-то момент политрук повернул к командиру роту своё посиневшее лицо; на шее вздутый узел чёрных вен, безумные глаза величиной с перепелиное яйцо вылезали из орбит…

А потом слепящая ртутная вспышка и всё сокрыл жаркий, косматый – из огня и дыма – занавес взрыва…

В декабре 1941 года на подступах к Москве Вермахт потерпел своё первое за все годы Второй мировой войны серьёзное поражение.

Первый этап советского контрнаступления успешно завершился к концу декабря, когда немецкие войска группы армий «Центр» были отброшены от Москвы на всём протяжении фронта. Что ж… хотя Калуга и была освобождена 26 декабря, Вязьма и Ржев оставались в руках фашистов в течение всей зимы. В ходе операции «Тайфун» группа армий «Центр» потеряла около 110000 человек, в том числе 24000 убитыми и 5000 пропавшими без вести. Особенно тяжёлый ущерб нашими войсками был нанесён в декабре 1941 года немецкой технике – 496 танков, 1450 артиллерийских орудий, миномётов, 830 противотанковых орудий.

Потери Красной Армии во время операции «Тайфун» и декабрьского контрнаступления оказались ещё более ужасными: Западный и Калининские фронты потеряли 350000 человек – 37% от своего списочного состава. Несмотря на советы начальника Генерального штаба РККА Б.М. Шапошникова и первого заместителя верховного главнокомандующего Г.К.Жукова, И.В.Сталин решительно требовал, чтобы Ставка спланировала на январь новое наступление, в ходе которого следовало окружить и уничтожить в районе Вязьмы большую часть войск группы армий «Центр». Советское наступление в январе-марте 1942 года сильно потрепало войска группы армий «Центр», но и только…Поставленных перед ним целей, увы, достичь не удалось.

Тем не менее, неудачи под Москвой привели Адольфа Гитлера в неистовство. Он считал их результатом некомпетентности своих праздных генералов.

И то верно, источники свидетельствуют: Вильгельм Кейтль, начальник верховного командования Вермахта, был чрезвычайно изумлён, а более взбешён, что Советский Союз не только оказался в состоянии продолжить борьбу после операции «Тайфун», но и нанести армии Великой Германии тяжёлый урон.

«Летом 1941года восточный колосс на глиняных ногах готов был рухнуть под ударами немецкого оружия. Стальные жернова германского наступления перемололи первую, и, пожалуй, лучшую регулярную армию русских, с чудовищными потерями откатывавшуюся всё дальше на восток. Возникает закономерный вопрос: какая ещё армия в мире смогла бы устоять после таких сокрушительных ударов, не приди ей на помощь бесконечные русские просторы, неисчерпаемые людские резервы и жуткая русская зима?»