Л Дайнеко - Меч князя Вячки

Как ни напрягал Яков зрение и слух, нигде никого не видел. Не провалился же он сквозь землю! И через островерхий дубовый частокол не мог он перебраться - там стража боярская стоит с колотушками, да и частокол слишком высок.

И вдруг, подняв глаза, Яков заметил челядина и остолбенел от неожиданности и страха. Челядин с закрытыми глазами шел по осиновым тесинам кровли гридницы. Вот взобрался на самый верх и направился к коньку. Он был в серой нижней рубахе и казался вылепленным из потемневшего мартовского снега. Шел легко, ровно, будто держался за лунные лучи, будто привязан был к ним. Какая сила вела его? Что заставляло вставать ночью и, повернув к луне сонное лицо, ходить по крышам? Неужто это нужно богу, богу, который охраняет все живое? Если бог ни при чем, то парня водил под луною дьявол.

Спрятавшись в тень молоденькой березки, Яков не отрывал глаз от челядина. Вот он дошел до самого конька. Еще шаг - и оборвется, полетит вниз тяжелое сонное тело. Но над самой пропастью юноша остановился, словно кто-то придержал его за локоть. Он стоял, залитый лунным светом, и был похож на идола-болвана, которого когда-то Яков вместе с Мирошкой нашел в лесной чаще возле Горелой Веси.

Вдруг на противоположной стороне двора послышался взволнованный человеческий голос, потом шепот:

- Тише, тише... Ты его разбудишь, боярин, и он разобьется.

Значит, не один Яков наблюдал эту удивительную сцену.

Яков еще больше затаился, даже присел и начал вглядываться туда, где должны были стоять незнакомцы. Кто-то обращался к боярину. Неужели боярин Иван не спит? Быть этого не может - имея таких красивых, таких ласковых челядинок, спит боярин теперь как у бога за пазухой, а не бродит по ночному двору.

Между тем юноша постоял на коньке, повернулся и пошел назад по крыше, затем ловко, как кот, спустился по углу гридницы вниз на землю, открыл дверь и вошел в гридницу. Он прошел шагах в пяти от Якова, как привидение. Глаза его были закрыты. Брови и губы вздрагивали. Если бы захотел, Яков мог схватить его за полу рубахи.

Незнакомцы, следившие за челядином, приблизились к Якову. Их было двое.

- Пошел,- сказал один глуховатым голосом.- Теперь будет спать до утра, а завтра и не вспомнит, что бегал по крыше, как мартовский кот.

- Неужели не вспомнит? - удивился второй, и Яков узнал его по голосу Фердинанд! Тевтон Фердинанд почему-то не спал, а, закутавшись в черный плащ, чтобы быть незаметным, шепотом разговаривал на ночном дворе с каким-то человеком, которого Яков видел впервые. Яков притаился за деревом.

- Не вспомнит,- подтвердил тот, кого Фердинанд называл боярином.- У меня тоже был такой. Холоп Аксюта. Чуть луна на небо, на крышу лез. Челядь пугал. Ну я и приказал тиуну, как пойдет Аксюта с зажмуренными глазами, крикнуть у него над самым ухом. Тот и крикнул.

- Крикнул?! - переспросил Фердинанд.

- Ага. Свалился Аксюта с терема, и костей не собрали.

Они умолкли. Видно, прислушивались к ночной тьме. Спряталась за тучу луна, и сразу все стало мрачным, тревожным. Хоть бы собака голос подала. Но собаки, как и большинство людей, спали.

- Так что ты хотел мне сказать, боярин Долбня? - тихо спросил после длительного молчания Фердинанд.

- Нетерпеливые вы люди, латиняне,- кашлянул Долбня.- Все хотите знать раньше всех... Ты слышал, Вячка из Кукейноса на меня наговаривает?

- Не слышал.

- Говорил великому князю Владимиру, что я, боярин Долбня, тевтонам служу, что предупредил их, когда полочане на Ригу шли.

- А ты, боярин, и в самом деле служишь Альберту?

- Молчи, тевтон. Не твоего ума дело. Я не спрашиваю у тебя, кому ты служишь.

- Я служу себе и богу,- ответил Фердинанд.- На старость, на болезни старческие серебро зарабатываю.

- Так слушай,- резко перебил его Долбня.- Ты с помощниками выковал меч для Вячки. Правда это?

- Святая правда. И больше полочане тот меч ковали, чем я. Я только наблюдал.

- Ты выковал меч, которым будут срубать головы твоим единоверцам. Кровь римской церкви будет на твоих руках.

- Кровь римской церкви? - вздрогнул, ослабел голос Фердинанда.

- Кровь. Анафема папы Иннокентия III ждет тебя, отступник.

Они замолчали. Яков замер, боясь выдать себя движением или звуком,это было бы концом. Как только эти двое узнают, что чужие уши слышат их разговор, сразу можно заказывать свечку - при первой возможности они убьют его.

- Где меч? - спросил Долбня.

- У боярина Ивана в светлице.

- Ты можешь сегодня утром взять меч, как только боярин проснется?

- Зачем? - испугался Фердинанд.- Меч все равно уже сделан, его не переплавишь, не перекуешь. Слушай, боярин, не будем вспоминать про этот проклятый меч. Сребролюбие сживет меня со света, сребролюбие,- почти простонал латинянин.- Много гривен пообещали, я и согласился.

- Меч не надо уничтожать,- решительно сказал Долбня.- Его уже не уничтожишь. Его видели мужи-полочане, епископ освятил. Надо только лишить меч силы. Мощи святой Ефросиньи ты закладывал в рукоять?

- Закладывал,- уныло выдохнул Фердинанд.

- Достанешь их оттуда и отдашь мне. Пусть моему дому святая Ефросинья помогает. А вместо мощей... На, держи.

- Что это? - удивился Фердинанд.

- Барсучья косточка. Сам барсука добыл,- засмеялся Долбня.- Положи эту косточку в рукоять. Подрежь, подпили ее, чтобы никто ничего не заметил. Ты же умеешь,- он снова засмеялся.- И будет этот меч тянуть князя Вячку в барсучью нору, в землю. Там ему и место. Понял?

- Понял. Сделаю.

- Постарайся, не то... Сам Альберт в Риге о тебе знает. Или венец небесный от Христа получишь, или с перерезанным горлом по Двине поплывешь.

Они молча разошлись в разные стороны. Яков еще долго стоял под деревом, долго вслушивался в ночную тьму, и только убедившись, что кругом все спокойно и никто за ним не следит, быстро юркнул в гридницу, взобрался на полати. Челядь спала. Тот, что ходил по крыше, тоже спал, изредка всхлипывая во сне.

Выплыло на голубую небесную прогалину солнце, улыбнулось Полоцку и полочанам, и торжественная процессия с подворья боярина Ивана снова двинулась в путь к Софийскому собору, на площадь, где уже шумели мужи-вечники, где князь Вячка, взволнованный и радостный, стоял на помосте, ожидая, когда вече вручит ему меч.

Яков, держа в руках клещи, шел рядом с Чухомой за колесницей, на которой везли меч. "Заменил ли Фердинанд мощи? - не давала ему покоя тревожная мысль.- Если заменил, если барсучью кость подсунул, меч потеряет чудодейственную силу. И побьют полочан тевтоны в Кукейносе".

Радостным гулом встретила меч площадь. Шапки птицами взлетели в небо. Глаза горели воодушевлением.

- Рубон! - прокатился по всей площади боевой клич полочан. И не было ни одной души, которая б не поддержала этот клич.

- Рубон! - кричали седоголовые старики, добывавшие копьем славу Полоцку во многих сечах.