Лев Гумилёв - Древняя Русь и Великая степь

В 1434 г. чешские утраквисты (православные) разбили при Липанах чешских таборитов (экстремистов), после чего окончились войны, опустошившие и Чехию, и Германию. В 1436 г. коннетабль Франции Ришмон взял Париж, после чего наступил перелом в Столетней войне. Хотя она вяло тянулась до 1453 г., когда французы взяли Бордо, но лишние воины оказались и во Франции. Католическая Европа перестала аннигилировать внутри себя и обратилась опять на Восток.

Снова, как в 1095 г., папский престол возглавил Крестовый поход для отражения турок и обращения схизматиков. В 1438—1439 гг. начал свою работу Вселенский собор, открывшийся в Ферраре, а потом перенесенный во Флоренцию. На нем были приняты два решения: уния Восточной и Западной церквей и поход против турок. То и другое окончилось бедой.

Император Иоанн VIII, видя безнадежность защиты от турок без помощи с Запада, принудил греческое духовенство принять унию с Римом, но народ и простые попы отвергли компромисс с латинством. Епископы-латинофилы были вынуждены уехать в Рим. А Крестовый поход кончился поражением при Варне в 1444 г. Тем не менее официально уния не была отменена, что окончательно уронило авторитет Палеологов в глазах всех православных государств, равно как и собственного народа.

Зато решения Флорентийского собора пришлись по душе польско-литовскому правительству Ягеллонов, принявшихся насаждать унию среди своих православных подданных в Галиции и Белоруссии. В Москве же великолепно поняли, что покорение души народа предваряет покорение страны. Поэтому митрополит Исидор, упомянувший папу в литургии, был тут арестован и водворен в тюрьму. Но так как Василий II не знал, что с ним делать, то велел организовать ему побег и переход за литовскую границу. Таким образом создалась четкая граница между гуманистической Западной Европой и хранительницей православной ортодоксии — Россией. Россия была слабее, так как Литва имела глубокий тыл; если бы не победа турок при Варне, то, возможно, в поединке с Литвой Москва могла не устоять, но передышку она использовала умело: Москву выручил распад Большой Орды.

Два века татары приходили на Русь как агенты чужой и далекой власти. Они защищали Русь от Литвы, как пастухи охраняют стада от волков, чтобы можно было их доить и стричь. Но когда в Орде пассионарность упала ниже уровня гомеостаза и вооруженные до зубов субпассионарии резались друг с другом, многие татары хлынули на Русь, чтобы служить великому князю за скромное жалованье. Такой массовый прием на московскую службу означал необратимый конец Орды, система которой теряла заряд пассионарности, а Москва превращалась из княжества в царство. Многие современники осуждали за это Василия II, но ведь так же поступал Петр I, принимавший на службу немцев и голландцев как хороших специалистов. Ведь в XV в. татары тоже были лучшими в мире специалистами по конному строю и маневренной войне.

Однако полной аналогии Петра I с Василием II не было ни по личным их качествам, ни по фазам этногенеза. В XV в. Россия была на подъеме, ее пассионарность росла. Это давало русским ту пластичность, которая позволила им включить в состав своего этноса прибывших гостей, как принявших государственное мировоззрение — православие, так и оставшихся мусульманами — касимовских татар. Василий II получил новый контингент служилых людей, причем весьма квалифицированных. Этносоциальная система усложнилась. Боеспособность московского войска повысилась настолько, что удивила самих москвичей. Так, в 1456 г., во время очередного конфликта Москвы с Новгородом, московские воины разграбили Старую Руссу и повезли добычу домой, оставив заслон из 200 всадников. Тут появилось новгородское войско — 5 тыс. человек… и тут же было разбито наголову. [1193]Новгород капитулировал.

Пусть эти рубаки и конные стрелки были для русских людей чужими, но они женились на русских женщинах, и их дети и внуки стали россиянами. А при Петре I и Екатерине II немцы, приходившие служить императору, а не России, сохраняли свой быт, мировоззрение, вкусы и нравы. Они жили изолированными колониями, общались вне службы друг с другом и входили не в русский этнос, а в российский суперэтнос, образуя в нем ксении — инородные включения. Присутствие ксений не вредит вмещающему этносу, но лишь до тех пор, пока они не начинают терять свою самобытность. Тогда они превращаются в химеры и стимулируют грядущий надлом.

Наряду с татарами в великорусский этнос вошли угро-финские племена — реликтовые этносы северной части Русской равнины. Одни из них, приняв православие, слились со славянскими настолько, что забыли свои былые самоназвания. Таковы меря, мурома, голядь и заволоцкая чудь. Другие удержали имена своих предков: чуваши, черемисы (мари), вотяки (удмурты), мордва, ижора, вепсы и др., но это не мешало их контактам с русскими. Поскольку они жили в своих привычных ландшафтах, т. е. «дома», их общение с великороссами следует назвать симбиозом, который тоже усложняет этническую систему и тем укрепляет ее.

Итак, Москва сумела возглавить обновленную пассионарным толчком Россию и вывести ее из состояния вассала Орды на широкий путь самоутверждения, чему весьма способствовала широкая терпимость к аборигенам и твердая позиция неприятия иноплеменных воздействий. Можно сказать, что в России возродилась… нет, не Византийская империя, а скорее мечта о царстве пресвитера Иоанна, которую не смогли осуществить центральноазиатские несториане. Сами русские люди давно забыли об этой легенде и о событиях, ее породивших, но природные процессы протекают независимо от того, сознают ли их наблюдатели и участники. Чаще всего им это слишком трудно, ибо «большое видится на расстоянии», но Наука для этого и существует, чтобы исправлять ошибки прямого восприятия путем критического отношения к сведениям источников и широких сопоставлений, где зигзаги истории взаимно компенсируются в ходе времени.

И теперь легко сделать вывод. Древнюю Русь погубила дестабилизация, явившаяся следствием снижения пассионарного напряжения этнической системы, или, что проще, увеличения числа субпассионариев — эгоистов, не способных к самопожертвованию ради бескорыстного патриотизма. Уцелело только Великое княжество Московское, целое столетие втягивавшее в себя пассионариев благодаря принципам митрополита Алексея и Сергия Радонежского. Их сподвижники и ученики завещали своим потомкам перспективный поведенческий стереотип и стабильную внутреннюю структуру. Так с 1380 по 1 452 г. Московское княжество стало Россией, а бывшая Русь — окраиной Литвы, которой руководила Польша.

Победа в междоусобной войне была одержана не Василием II, а его народом, категорически отвергшим традицию удельной Руси, точнее — ее одряхления и наступившего бессилия. Шемяка был побежден «беззащитным, слепым пленником своим», [1194]при котором исчезли все уделы в Московском княжестве. Князья уступили место служилым людям. Сын Дмитрия Шемяки ушел в Литву и получил от короля Казимира Рыльск и Новгород-Северский, [1195]куда стеклись его немногочисленные сторонники. Совсем близко, на правом берегу Днепра, в Восточной Подолии, обосновались сторонники Свидригайла, друга Шемяки. Те и другие были храбрыми и стойкими людьми, а такие при проигрыше обычно не сдаются, а уходят на окраину ареала; так возникло наименование «Украина», хотя жители ее называли себя русскими.