Анна Богданова - Пять лет замужества. Условно

Наша героиня была представлена не только всем этим вышеназванным достойным гражданам, но и начальнику отделения связи города N, который смотрел на всех так, будто, распечатывая чужое письмо, пытался прочесть украдкой и разобраться, в чём же секрет того или иного человека, его тёмные стороны и тайны. Познакомилась с его женой, с нотариусом и женой нотариуса, главным врачом единственной в городе больницы и его супругой, с начальником милиции – Квакиным Трифоном Афанасьевичем, другом Ведрищенко, который имел необыкновенную с ним схожесть относительно габаритов и пурпурного цвета лица. С огромным количеством людей в тот вечер свела знакомство наша героиня, только вот толку от этого, как ей показалось, было мало. «Какой странный город! Просто пример семейственности! Нет ни одного свободного мужичка, пусть даже самого захудаленького, плохонького, завалящего какого-нибудь! Был один, да как нарочно уехал в страну банков, часов и шоколада!» – думала Анфиса, пленительно улыбаясь Коноклячкиным, которые наперебой звали её в гости:

– Милочка, душенька, Анфиса Григорьевна, не откажите, посетите нашу скромную деревеньку Коноклячкино, скрасьте досуг одинокой пары... – говорил Никанор Иванович, голос которого был сравним только, пожалуй, с приторным, тягучим мёдом. – По эрской дороге всего тридцать километров...

– Осчастливьте, просим вас!.. – вторила ему Ульяна Прокоповна, часто моргая длинными, почти белыми ресницами.

– Непременно. Это большая честь для меня, – с умилением глядя на счастливую чету Коноклячкиных, промурлыкала Анфиса, решив, что поездка к ним совсем не помешает – напротив, вполне возможно, что именно там, в Коноклячкино, она и отыщет вполне достойного холостяка. Если нет, то, по крайней мере, прозондирует почву – есть ли вообще в N и его окрестностях хоть один нормальный неженатый мужчина.

– И ко мне, пожалуйста... Тоже... Окажите такую честь... – отрывисто проговорил Петр Миронович Долгополов.

– А к нам извольте к первым! – воскликнула Ирина Викторовна Тютюркина. – К нам тоже тридцать километров от N только по эмской дороге – сначала выедете на эрскую, проедете пять километров и свернёте на ту, что ведёт в город М.

– Это почему к вам первым? – взвилась сожительница Долгополова – Аглая Швабрина. – К нам, к нам! К нам и добираться проще: во-первых, по московской дороге, а во-вторых, всего двадцать километров в сторону столицы! Я Анфисе Григорьевне свою галерею могу показать, а вам и продемонстрировать-то нечего, кроме своего двухлетнего сына! Ха! Тоже мне – эка невидаль!

Обстановка вокруг нашей героини с невероятной скоростью накалялась. Ещё минута – и между ними произошёл настоящий скандал, несмотря на то что Распекаева пообещала посетить всех, кто пригласил её, поклялась даже здоровьем своей сводной сестры – Люси Подлипкиной. Но и это не помогло – самые достойные люди N уже готовы были перегрызть друг другу глотки и отказывать себе в этом удовольствии не собирались. Остановить их смог лишь громкий зычный голос, раздавшийся за Анфисиной спиной:

– Что за шум, а драки нет?

– Ой! Отец Афиноген!

– Здравствуйте, батюшка!

– Здравствуйте, матушка Ирина Викторовна!

– Знакомьтесь, это Анфиса Григорьевна Распекаева, приехала к нам из Москвы, отдохнуть от столичной суеты, – представила гостью госпожа Тютюркина. – А это батюшка нашей церкви на Виличках – отец Афиноген Лодыжкин.

– Очень, очень приятно, – залебезила Распекаева, – именно так, отец, я приехала сюда подумать о смысле жизни, о высоких, так сказать, материях.

– Что ж, похвально, похвально, дитя моё, – благосклонно молвил Лодыжкин – Анфиса с первого взгляда ему очень понравилась, почему, он и сам понять не мог – совершенно беспричинно, а может, потому что в церкви на Виличках, где отец Афиноген был настоятелем, проверять особо нечего – бедность там царит и скудость. И батюшка, выпятив свой и без того внушительный живот, который мало чем отличался от живота матушки, что стояла рядом с ним, и в настоящий момент, находясь на седьмом месяце беременности, вынашивала восьмого ребёнка, почтительно нагнувшись над супругой, молвил: – Это моя вторая половинка – Перпетуя Лодыжкина. Прошу любить и жаловать, – и вдруг ни к селу ни к городу (отец Афиноген вообще имел обыкновение цитировать святых отцов совершенно не к месту – только потому, наверное, что он знал некоторые выдержки на память. Смысл этих изрекаемых им цитат касался исключительно темы блуда и борьбы с ним). – Не то беда, что борют нас страсти, и мы должны бороться с ними, но то бедственно, что если, поблажив себе, падём перед сопротивниками. Противостой же палящей тебя похоти, чтоб избежать никогда неугасающего пламени.

– Поразительно! – воскликнула Ирина Викторовна Тютюркина.

– Потрясающе! – поддержала её на сей раз Аглая Швабрина.

– И как метко! – не удержалась и Ульяна Прокоповна.

– Ну, а теперь пойдёмте, осушим по чарке вина для укрепления душевного и весёлости телесной, – и толпа, возглавляемая настоятелем церкви на Виличках и его второй половинкой, которая была одета в трогательное широкое небесно-сиреневого цвета фланелевое платье с рюшечками и кружавчиками, рванула к столу со всевозможными салатами, ингредиенты которых плавали в майонезе.

Все осушили фужеры с шампанским, и Тютюркина вдруг с ноткой зависти в голосе сказала:

– Счастливая вы, Перпетуя! Каждый год – у вас приплод!

– Да, таково предназначение женщины на Земле! И в том я вижу счастье! – гордо заявила Лодыжкина, поглаживая себя по круглому животу.

– Я вот как решил... – затянул отец Афиноген любимую песнь о том, кем станут все его многочисленные дети, когда вырастут. – Гришка, мой старшенький, будет генералом.

– Ой, ну что вы, батюшка, право! – пискнула Перпетуя, которая ни в какую не хотела отдавать своего первенца в военное училище.

– Я как сказал – так тому и быть! – батюшка оставался непоколебим, – Гришка пойдёт у нас по военной части! Мишка, следующий, врачом станет – знаменитым хирургом. Константин пойдёт по моим стопам. Илларион... – отец Афиноген призадумался и пошёл по второму кругу, – он тоже будет генералом. Лаврентий – доктором, Пафнутий пойдёт по моим стопам, – и батюшка снова резанул: – При воспламенении в теле похоти приводи себе на мысль неугасимый огонь и неокончаемого червя, и тотчас угаснет разжение членов; иначе, расслабев, будешь побеждён и станешь раскаиваться, и обымет тебя огонь скорбию раскаяния, и привыкнешь грешить, хотя будешь раскаиваться.

– Поразительно!

– Потрясающе!

– И как метко!

– А Марфа, Марфушенька? – с тревогой спросила матушка.

– Марфа пойдёт по твоим стопам. Выдадим её замуж за священника, и дело с концом, – о том, кем станет новорожденный, присутствующие уточнять не стали, так как об этом не трудно было догадаться. К тому же в этот момент полукруглые высокие двери распахнулись, и на пороге залы появился долгожданный мэр города N в ядовито-зелёном сюртуке в талию с бесчисленным количеством золотых пуговиц и красной широкой лентой, плотно охватившей его внушительный торс, в белых брюках и жёлтых лаковых туфлях. Сзади, дыша ему в затылок, стояла Светлана Тимофеевна уже в ярко-розовом смело декольтированном платье с атласным верхом и юбкой из тафты – она как никогда в эту ответственную минуту уважала, чтила супруга и даже в глубине души преклонялась перед ним, осознав, наконец, что именно он самый главный человек в этом городе.