Юрий Денисов - Версия-21

Здесь все дышало историей: Графская пристань, площадь и памятник Нахимову, Приморский бульвар, Матросский бульвар с памятником Казарскому, подвиг которого Карамзин считал одним из выдающихся подвигов военной истории, музей Черноморского флота, старинная гарнизонная церковь святого Архистратига Михаила, Екатерининский сквер с памятником Екатерине II. И над всем этим историческим великолепием на центральном холме города высится и сияет золотым крестом Владимирский собор, усыпальница великих адмиралов: Лазарева, Корнилова, Нахимова и Истомина. И по истории Великой Отечественной войны – все рядом: штаб флота, горком, горисполком (во время войны – штаб ГКО, городской комитет обороны).

Друзья не виделись, не встречались целый месяц. Заседание военно-исторического клуба было назначено на вечер, но Карамзин захотел встретиться с друзьями пораньше, побыть с ними одними, обсудить кое-какие набежавшие вопросы, и он начал осторожно дозваниваться до друзей. Победимцев объявил, что он занят, что у него до вечера еще две экскурсии, и что Карамзин будет иметь счастье видеть его только вечером. А вот Владимир Иванович Орлов быстро согласился и, как показалось Карамзину, согласился с удовольствием.

Определили место встречи – Матросский бульвар. И через час двое друзей уже пожимали друг другу руки на Матросском бульваре у памятника капитан-лейтенанту Казарскому. Это был первый памятник в честь героев Севастополя. В сознание била красивая великолепная надпись – «Потомству в пример». Коротко и четко, на века. А подвиг действительно был незаурядный. Парусный бриг «Меркурий» под командой Казарского, 18 пушек, в рейдовом дозоре вступил в бой с двумя турецкими фрегатами, у которых на двоих было 184 пушки, – 10-кратное превосходство! И не дрогнул, и не сдался. Фрегаты бежали. У памятника появился взвод курсантов во главе с лейтенантом. Лейтенант расположил своих подопечных и прочитал им необычную лекцию. Друзья, с нежностью глядя на курсантов, задержались послушать. Лейтенант ничего нового не сказал. О подвиге Александра Ивановича Казарского в городе знали все. А вот о его дальнейшей судьбе и некоторых сопутствующих его подвигу обстоятельствах знали немногие. Да, император Николай I наградил его Георгиевским крестом, присвоил ему чин капитана I ранга, определил новые воинские регалии к его дворянскому гербу. Да, все так. Но было и другое. Рядом с героизмом – трусость и измена. В то же время, в таком же дозоре, такой же бриг «Рафаил» под началом такого же русского морского офицера Стройникова не принял боя, спустил Андреевский флаг и сдался в плен. Император не лишил его чина и дворянства, но и запретил ему жениться, чтоб у него не было потомства. Ну, и об обстоятельствах ужасной смерти капитана I ранга Казарского историки и писатели предпочитают не распространяться. Подвиг командира сияет в веках, а вот команда, простые матросы, забыта. Их имен на памятнике нет. Большое спасибо нашему севастопольскому писателю Геннадию Черкашину, который в своей книге «Бриг «Меркурий» вполне подробно исследовал этот подвиг, не забыв и про подвиг команды. Эту книгу с дарственной надписью автора Карамзин благоговейно хранил в своей домашней библиотеке.

Появление группы молодых курсантов навеяло в разговор друзей воспоминания о собственных незабываемых курсантских годах. В 1956 году XX съезд коммунистической партии, раскритиковав культ личности Сталина, позволил сыну репрессированных мечтать о военном училище. Ни о чем другом мечтать было нельзя. Отец, служащий конторы «Заготзерно», получал 80 «дореформенных» рублей, мать, учительница, – 120 рублей. И так много только за то, что ночами просиживала над горой школьных тетрадей. Вот и отправился Георгий из своего медвежьего угла в один из прекраснейших городов на свете.

Ну а Орлову, питомцу Ленинградского нахимовского училища, сама судьба велела продолжать военно-морскую карьеру. Нахимовцев во все военно-морские училища принимали без экзаменов. И Орлов выбрал Ленинградское высшее военно-морское пограничное училище, а Карамзин – высшее военно-морское инженерное училище. Прибыв в Ленинград, выскочив из трамвая на Литейном, Георгий обнаружил перед собой огромное здание – здание МВД, как объяснил ему случайный прохожий. Именно здесь начиналась улица Каляева, которая вела к училищу. «Да, – подумал Георгий, – это знак, от судьбы никуда не уйдешь!» Тяжелые предчувствия сжимали душу. Но все обошлось. Как они с матерью и ожидали, на мандатной комиссии прозвучал вопрос: «Почему родился в Магадане?» Легенда была готова. Георгий рассказал членам комиссии о «Хетогуровском» призыве – «Женщины – на Колыму!» Среди членов комиссии оказались дальневосточники. Забыв о Георгии, они ударились в собственные воспоминания, а минут через десять председатель комиссии их остановил и, обратив взор на Георгия, объявил ему, что он принят. Так началась военная карьера Георгия Михайловича Карамзина.

Медленно гуляя под каштанами Матросского бульвара, друзья продолжили длинную цепь воспоминаний о далекой курсантской молодости. Орлов осторожно посмотрел на Карамзина: «Георгий, ты как-то обмолвился, что пишешь какие-то воспоминания о нашей курсантской молодости». «Хуже того, – застенчиво отвечал Георгий, – я пишу не только о нашей молодости, а вообще о ленинградских курсантах нашего времени. Да, ты знаешь, Володя, книжку я почти уже написал и называется она „Веселые курсанты“. И то, что я захотел встретиться с тобой пораньше, и было причиной того, что макет книжки я привез на нашу встречу. Ты удостоен чести быть первым читателем моего литературного опуса. Да, ты – один из моих главных героев этой книжки, дорогой мой друг». Друзья устроились на скамейке. «Интересно, – спросил Орлов, – а как ты описал историю нашего знакомства?» – «А как было, так и изложил», – смеясь, ответил Карамзин.

Дело в том, что в далеком 1958 году прошлого века, друзья впервые встретились на Ленинградской гарнизонной гауптвахте. Обстоятельства, по которым двое курсантов стали на десять суток арестантами, по прошествии многих лет представлялись скорее смешными, чем печальными. Если коротко, то Орлов загремел из-за своей непомерной юношеской гордости, а Карамзин – из-за такой же непомерной проницательной глупости. Очень молоды были. Не во всем и не всегда правильно ориентировались. В их училищах было все. И прекрасные аудитории, и лаборатории, и клубы, и спортзалы, и своя медицина, а своей гауптвахты не было. Гарнизонная гауптвахта была одной из исторических достопримечательностей города. А здание XVIII века на углу Садовой и Итальянской улиц и строилось как гауптвахта. А какое вокруг было историческое великолепие. Совсем рядом – Русский музей и величественная громада Михайловского, или Инженерного замка. По преданию, именно здесь провел несколько дней поручик Михаил Лермонтов перед ссылкой на Кавказ за стихи «На смерть поэта». Как музейный экспонат показывали одного из смотрителей – главстаршину, которого с галереи второго этажа, рассердившись на что-то, сбросил Валерий Павлович Чкалов, знаменитый летчик, коротавший на гауптвахте время за свой дерзкий пролет под Троицким мостом. Курсанты ленинградских училищ на гарнизонной гауптвахте имели свою привилегию. У них на третьем этаже была своя отдельная курсантская камера. «21-я», как на всю жизнь запомнили друзья, вместимостью на пятнадцать-двадцать арестантов. Камера не имела абсолютно никакой мебели, а имела только одно очень маленькое, наверху в углу, зарешеченное оконце, в котором можно было видеть только кусочек неба и золотой крест над куполом Михайловского замка. Вот в это узилище и привел курсанта Карамзина «Карабас-Барабас». Так звали сверхсрочника главстаршину, главного смотрителя главной военной тюрьмы Ленинграда. К вечеру в камеру ввалилась шумная ватага арестованных курсантов. Вот в этой ватаге и был такой же молоденький курсант-пограничник Володя Орлов. И началось…