Екатерина Шубочкина - Белый снег

– Отвечайте, какими, товарищ Ольшевский, словами вы оскорбляли советскую власть?!

– Не ведаю, какими словами мог оскорбить вашу власть, – по-прежнему спокойно отвечал владыка Сильвестр.

В этот момент раздался стук в дверь кабинета, и следователь дал указание охраннику впустить пришедшего.

– Товарищ Смирнов, вас просят подойти на срочное совещание в зал заседаний, – протараторила и исчезла женская голова.

– Что еще?! Так, ладно, видимо, действительно дело срочное. Товарищ Ольшевский, подпишите здесь, – следователь ткнул пальцем в бумагу, предоставленную секретарем допроса. – Охрана, сопроводите задержанного обратно в комнату пребывания!

– Товарищи, ситуация в городе сложилась критическая! – вещал красный комиссар посреди зала заседаний, когда туда вошел Смирнов. – Дайте приказ стрелять в людей или скоро нас снесут и растопчут вместе с этим зданием! Народ подогрела весть, что анненковцы подходят к городу, атаман призывает всех присоединиться к своему отряду и выйти на открытую борьбу с большевиками.

– Обстановка крайне накалена! – рассуждали большевики. – Если Анненкову удастся собрать народ под знаменем Ермака, то жертв среди красногвардейцев не избежать, причем немалых.

– Часть омской гвардии сейчас в Славгороде, противостоять озверевшей десятитысячной толпе без потерь мы вряд ли сейчас сможем, – высказали один за другим свои опасения нардепы.

– Да, не окрепла еще советская власть… А дикий сибирский народ не готов пока выкинуть из головы ту дурь, которую им столетиями пихали в голову церковники! – раздосадованно пробубнил в ответ на эти доводы следователь Смирнов.

– Товарищ Смирнов, Илья Никитич, не кажется ли вам, что иногда нужно пожертвовать пешкой, чтобы выиграть партию?! – высказался один из нардепов. – Может, не время сейчас нагнетать волнения в народе? Да и в Москве нас за потерю контроля над городом по головке не погладят! Не лучше ли освободить пока священников, чтобы утихомирить темный народ?

– Да уж… Придется пойти на некоторые уступки в сложившейся ситуации народного возмущения. Бросим бунтовщикам кость, чтобы успокоились. Оформлю отказ от возбуждения уголовного дела на священников за недостаточностью собранных доказательств вины. Пусть еще рясой своей трясут до поры…

– Владыка, родненький, отпустили! – в архиерейском доме не было предела радости его жителей, когда они увидели вернувшегося архиерея. – Отстояли! Слава Богу! Только, Владыка, нас вот выселяют отсюда…

Следом за епископом Сильвестром в дверь вошли несколько человек в военной форме с нашитыми на шинелях красными звездами, и домашние сразу притихли.

– Милостью Божьей жив, и буду с вами еще некоторое время, – с улыбкой произнес уставший хозяин, приветствуя своих помощников. – До революционного суда буду здесь под подпиской о невыезде. Эти люди проведут у нас обыск, прошу им не препятствовать.

– Я могу подняться к себе? – обратился владыка к оглядывающим помещение комиссарам.

Архиерископ Омский и Павлодарский Сильвестр. Единственный сохранившийся омский снимок . Находится в музее омских железнодорожников

Не получив ответа от большевиков, уже принявшихся беспардонно перетряхивать содержимое шкафов и комодов, владыка направился к лестнице на второй этаж, по привычке бросив:

– Николай, была ли почта?

Все домашние замерли в молчаливой растерянности, поскольку Николай больше уже не мог ответить на вопрос владыки, но через мгновение архиерей и сам вспомнил о печальном факте убийства верного эконома в ночь своего ареста.

– Отпевать увезли убиенного, в храм Всех Святых, – ответила, наконец, Дарья, девушка лет восемнадцати, сирота бездомная, которую год назад приютили в помощь Агафье Петровне, знатной кухарке и старожиле в здешнем хозяйстве. – А почта была, щас принесу, только надо вспомнить, где эта коробка с бумагами. Мы ничего не выбрасывали, только упаковали куда-то: выгоняли ж нас из дому-то!

– Открываем все коробки и сумки! – разговор прервала громкая команда большевика. – Открыть все запертые двери для осмотра помещений!

– Делайте все, что говорят, – устало произнес владыка Сильвестр. – А съезжать пока никому не надо! Господь поможет, управит – будем верить! – добавил он уверенно и поднялся к себе в кабинет.

– Товарищи, комиссары! Чехословацкие корпуса, отправлявшиеся в Европу по Транссибирской железнодорожной магистрали, взбунтовались, отказавшись сдать оружие по приказу советских властей! – в Омском Совдепе шло напряженное совещание по сложившейся в стране ситуации. – Чехи встали на сторону наших врагов! В сговоре и по указке белых офицеров уже захвачены Николаевск, Аргаяш, другие станции по пути следования белочехов! Атаманы Красильников и Анненков со своими отрядами казаков уже орудуют в городе!

Мы в условиях нехватки сил и средств будем вынуждены отступить из Омска. Других вариантов у нас нет, потому как помощи ждать не приходится: железная дорога перекрыта чехами, а местные в большинстве приняли сторону противников большевизма. Сверху приказано уходить к Ишиму, где к нам присоединится подкрепление из Тюмени и Екатеринбурга. Там будем ждать новых указаний из главштаба.

Советская власть бежала из Омска от наступающего противника на пароходах на север.

Пришло Новое Временное Сибирское правительство и тут же объявило о восстановлении в городе местного самоуправления в лице городской Думы и всех досоветских учреждений.

– Мама, не поверишь, такое творится в городе! Красных выгнали! А в Омск чехи вошли: видимо-невидимо их, с оружиями! – взбудораженный Санька примчался домой с кувшином молока. – Говорят, чехи идут на помощь казакам, и совсем скоро белые окончательно свергнут большевиков, чтобы старую жизнь возвернуть!

– Вот так дела! – попыталась изобразить радость и удивление на утомленном болезнью лице Наталья. – Поделом им: гонит Господь безбожников! Говорил владыка, ничего хорошего не получится, если со унижений царя и на крови людской государство строить начали.

Уже с месяц маму Саньки одолевал недуг легких. Кашель и температура не давали ей сил и возможности работать, денег в семье совсем не было, а самочувствие Натальи с каждым днем становилось все хуже. Уже внутренне смирившись с возможным концом своей земной жизни, Наталья волновалась только за судьбу детей.

– Тетка Нина сказала, что больше молока в долг не даст, – тихонько сказал сын, присев на край кровати матери. – Хлеба в лавке седня не дали. Лекарства тоже в долг в аптеке не согласились выдать.