Екатерина Шубочкина - Белый снег

Санька вскочил с софы, когда архиерей и другие участники собрания появились в зале его томительного ожидания. Обойти парня преосвященству и священству оказалось невозможным по причине преграждения подростком основного выхода из здания. Тот же диакон попытался убрать помеху на дороге начальства, но не тут-то было.

– Я Владыку ждал! Нам его помощь очень нужна! – громко и дерзко заявил в ответ на увещевания Санька.

Владыка Сильвестр, невольно улыбнувшись такой смелой непосредственности ребенка, все же строгим для порядка тоном спросил:

– Кто такой будешь?

– Санька я, сын Натальи Макаровой, певчей из Успенского, – четко отчеканил парень.

– А отец на фронте?

– Погиб, – решил не вдаваться в подробности Санька.

– Так что же такое случилось, Александр, что ты решился выказать непослушание старшим? – уже мягче поинтересовался архиерей, в то время как остальные его спутники молчали и терпеливо наблюдали за происходящим.

– Мамка хворает сильно, работать не может: денег нет, лекарств нет, а надо сестру младшую кормить! Мне работа нужна, чтобы мамке помочь, а никто не берет в городе! Вот на вас, Владыка, одна у нас надежда – помогите! Я много чё могу делать!

– А грамоте ты обучен? – спросил владыка.

– Читать могу и писать: в школу приходскую Параскевскую к отцу Николаю Афанасичу ходил, пока не закрыли.

– Это к иерею Николаю Савкину? – уточнил архиерей. – Хорошо. Пономарем в храм пойдешь?

– Пойду, Владыка! Хоть за хлеб пойду! – воскликнул с надеждой Санька.

– Вот и решили! Завтра в Успенский собор к настоятелю иди, я ему передам наш уговор.

– Спасибо! Приду завтра! С утра самого! – воскликнул радостно новоявленный пономарь, уступая, наконец, всем дорогу к выходу из здания.

Примчавшись домой, желая скорее обрадовать родных новостями, Санька с порога стал громко сообщать, что получил работу в соборе, но увидел бабу Клаву за чтением Псалтыри у кровати матери и притих.

– Я там вам свеклу сварила и кашу с пшеницы. Поешь, – закончив молиться, сказала соседка парню. – Мать ваша заснула, кажись, ну пусь отдыхает.

– Клавочка, спасибо тебе, – вдруг тихо, не открывая глаз, произнесла Наталья. – А мне сейчас тот крест явился, что мы с тобой в том году на небе видели.

– Да, чудное было видение, – протянула в ответ соседка.

– Какой крест? – полюбопытствовал сын.

– Летом прошлым, около часу ночи, год назад ровно, точно, июнь был, помню, – стала рассказывать Клава. – Вы с Катей спали, а мы с мамкой вашей видали, да и другие люди тоже видали на небе чудное: крест горит с луной прям по центру. Четко все было – точно не мерещилось. Бог знак, думаю, нам всем давал, только сразу-то кто его может разгадать.

– Потерпеть просил, поскорбеть во имя Его, – прошептала Наталья. – Все временно в этой жизни, все пройдет, и снова будет снег…

– Наташенька, какой снег? Бредит, Господи помилуй! – заволновалась соседка. – Поспи лучше, моя хорошая! Санька, ты отца Александра позвал?

– А-а-а, забыл… Но я же завтра с утра побегу в Успенский, тогда и позову, – стал оправдываться парень.

– Эх ты! Будем уповать, что есь время ешо…

На кухне архиерейского дома после нехитрого обеда за чаем с вареньем собралась небольшая компания: помощница по хозяйству Дарья, кухарка Агафья, бежавший из большевистской столицы композитор с женой, пианисткой, которых временно приютил владыка, старый Прохор, чинивший все, что ломалось в здании, и Санька, принесший, как это повелось с момента начала его трудовой деятельности при храме, пакет документов для владыки от настоятеля собора.

– Гляди-ка, в газетах пишут, что мы теперича в столице живем! – воскликнул дед Прохор, шурша страницами «Сибирской жизни». – А ну, Санька, зачитай нам тута, а то я пока разгляжу эти мелкие буковы!

«Омск стал центром внимания всей Сибири. Здесь форми-ру-ется новая власть, куется наше бу-дущее, со-сре-до-та-чивается организация военной силы…», – усердно тянул парень.

– Это точно: щас все к нам рвутся, в Сибирь, где выгнали антихристов! – вставил Прохор. – Вона и музыканты приехали наших певчих музыке учить! – подмигнул он семейной паре постояльцев, молча прихлебывавших чай из металлических кружек.

– Даст Бог, Россия подымется, жизнь наладится, – вздохнула тетка Агафья, подливая себе в стакан кипяток.

– Дальше читать? – уточнил Санька.

– Да ну их, эти газеты! – махнул рукой Прохор. – Итак все понятно: опять власть сменилась! Тока бы оставили уже в покое Церкву нашу, не втягивали в свои политические войнушки!

– Говорят, белые снова царя хотят поставить над страной, – вставил слово в разговор приезжий композитор.

– Поглядим, увидим, чего там будет дальше: царь или не царь, тока бы Бога не забыли! – подытожил Прохор и обратился к Саньке, сменив общую тему разговора. – Санька, ты завтре поможешь мне с починкой крыши? Пока лето, надо все прорехи заделать.

– Тока после службы утренней, – ответил тот. – А ты, дядька Прохор, пособи в ответ тетке Клаве крышу залатать и забор поправить.

– А чего, Клава в вашей половине дома жить не хочет? Ваша покрепче будет еной вроде?! – заворчал Прохор.

– Не знаю, уперлася на своем, – пожал плечами Санька. – Мамка перед смертью так и говорила: живите здеся, но не хочет соседка переходить. Да и пусть, тока бы за Катькой глядела, в приют не отдавала – уже спасибо.

– Без мамы живете, бедненькие? – раздался тонкий сочувствующий голосок пианистки из столицы. – Давно умерла?

– Только вот сорок дней было, – Санька весь как-то сжался от душевной муки болезненной темы, но тут же взял себя в руки и, резко тряхнув головой, словно сбрасывая груз печали. – Щас все живут, как могут. Всем бед хватает! Мамка наказала не унывать, она за нас просить на небе будет.

– За Александрем у нас сам владыка приглядывает! К себе в почтальоны взял, пономарем служит – работа есть! – заявил, театрально подняв палец вверх, Прохор, пытаясь взбодрить парня. – Прокормятся, без помощи не оставим мальцов! И крышу соседскую починим, доброе дело сделаем!

– Спасибо, дядька Прохор! За чай тоже благодарствую! Пора мне. Завтра приду на помочи, – попрощался Санька и поспешил на вечернее бдение в храм.

Утром следующего воскресного дня литургия в кафедральном соборе совершалась архиерейским чином, по ее завершении владыка Сильвестр вышел на проповедь.

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Дорогие отцы, братья и сестры, мы с вами вступили в благодатное время Успенского поста, близится престольный праздник нашего кафедрального собора – Успение Владычицы нашей Богородицы. Веруем, что по молитвам Заступницы небесной сохранил Господь наш град и храмы его от нападок советских безбожников, пришла ныне новая власть в лице Временного Сибирского правительства, которое восстанавливает в регионе прежние порядки: начинают работать закрытые большевиками административные учреждения, промышленные предприятия. С начала учебного года будут снова открыты приходские школы с преподаванием Закона Божьего, запрещенного Советами. Горько осознавать, что по-настоящему ценить то, что имеем сейчас, мы оказались способны, только испытав страшные последствия наших прошлых грехов безразличия к судьбе страны, правителей и даже близких людей. До сих пор не иссякает поток крови десятков тысяч невинных жертв красного террора – будем молиться о мире и возрождении нашей страны!