Борис Синюков - Утраченное звено мировой истории (статьи)

Я не буду распространяться насчет того, жалки ли в действительности такие евреи по сравнению со сталеварами и шахтерами, махающими кувалдами, с «полеводами», стоя по полчаса в сутки спящими в страду и спящими остальное время целыми сутками насквозь, свинарками и доярками со скрюченными, «натруженными» руками. Каждый выбирает свое, притом еще в ранней юности, и опираясь на свой «генетический аппарат». Главное в том, что таких «жалких» евреев немало, даже много. Я мог бы рассказать про еврейку–медсестру, продающую направо и налево бланки справок по рублю, но в перчатках, чтобы не осталось даже отпечатков пальцев на них. Ее же, возящую на «скорой помощи» бачки с навозом себе на огород. Другого еврея — «ученого», целый рабочий день болтающегося по коридору института на случай приглашения на выпивку, но не выпивать, а наесться под шумок до отвала. Я же говорю, что не это главное, главное в том, что их немало. А вот это–то как раз мне и нужно, чтобы закончить про офеню, и заодно про то как «по фене ботают».

Сразу скажу, что хотя у меня статистика слов в основном русская, эта или этот офеня – слово, вернее корень его, международное, общеевропейское. Офит и офиология – слова «греческие», а греческий язык, затем переросший в латынь, не в Московии родился, на нем вся ученая Европа писала. А произошли эти два слова от змеи собственно, непонятного, умного, изворотливого существа. Недаром его в качестве эмблемы медицины оставили. При этом совершенно не помнят, как и почему это произошло, и выдумывают чушь, дескать, ядом лечатся. Да не ядом больше лечатся, всяк дурак знает, а травами. Тут главное не яд, а изворотливость в лечении, именно она требуется. Афектацию, дескать, французы придумали. Что, прямо с потолка что ли взяли? Непохоже, слово заковыристое, но очень в своей основе правильно интерпретирующее неестественность, наигранность, показушность. А вы думаете можно движения змеи описать хоть одним «естественным» уравнением? А офеня как должен неестественно изворачиваться, чтобы всучить вам совершенно ненужную вам вещь, причем втридорога? И если вы не обратили свое внимание на афишу, призывающую вас именно за деньги посетить какое–нибудь сборище, то я вам напоминаю, взгляните еще раз немного выше. Притом заметьте, если кто–нибудь из вас объяснит происхождение всех выше рассмотренных мной слов, разумеется, не такой галиматьей, как объясняется медикам эмблема медицины, то я немедленно извинюсь, даже из гроба.

Перехожу снова на русские слова. Фаля, конечно, олух и офалить его не грех. Только сам себя добровольно так называть никто не будет. Другое дело, когда услышишь о ком–то другом такой отзыв, и запомнишь его навечно, дескать, пригодится для словарного запаса, пусть пока полежит в голове до востребования, как такое же письмо в почтовом окошке. Но кто–то должен же первым придумать или хотя бы употребить слово фаля, чтобы другим стало завидно, и чтобы они произвели от него вторичное офалить. Представьте, кроме евреев по–первости нас так никто назвать не мог, а потом мы насобачились уже сами называть так друг друга в надежде, что сами мы лично – вовсе не фали. Вот теперь мне и потребуется мое лирическое отступление насчет евреев, «жалких» евреев.

Жалких евреев направляли на орбиту, на самый ее афелий, то есть в гущу нас, нежалкие евреи, коих меньше, чем мы думаем. Потому я и привел лирическое отступление. Так просто, ни зачем, оно было бы лишним. И имя этим жалким евреям дали именно нежалкие евреи, их направившие. Только конца тут мне не найти в действительной форме произношения и написания этого слова, он – в глубине древнееврейского или «древнегреческого» языка. Скорее всего, смысл тут именно в отправке на афелий, далеко–далеко.

Жалко, что я забыл привести примеры в своем лирическом отступлении про жажду и умение еврейского накопительства. Поверьте на слово, что любая еврейская семья всегда имеет неприкосновенный запас средств в самой твердейшей валюте данной страны, где она живет, хотя бы в золотых колечках или «бабушкиных» камушках при Советском Союзе. Кроме того, самые бедные евреи при эмиграции в Израиль находили бешеные суммы по тем советским временам, чтобы оплатить свою советскую «бесплатную» учебу и другие поборы, установленные им их «родным» правительством. Ни один не остался именно из–за отсутствия денег.

Вот эта еврейская особенность, самым кардинальным образом отличающая их от русских мужиков, пропивающих появившиеся у них деньги немедленно и без остатка, и сослужила им службу в деле найма вместо себя русских мужиков, особо стойких к выпивке, в офени.

Надо ли объяснять, что курс обучения был недолог, а потому «греческий язык» коренных офеней передался новобранцам приблизительно на таком же уровне как у нас ныне «прививается» иностранный язык нынешним десятиклассникам после пяти, а иногда и десяти, лет непрерывной его учебы в школе. Вот на этом самом месте и надо бы перейти к неофитам. Неофит в общем случае – новичок в каком–либо деле, а уже во втором случае – новокрещенец, хотя по–прежнему – офеня. И как это Эрнест Ренан не догадался, когда описывал новокрещенца еврея Гегезиппа и других неофитов? Но вы же отлично знаете, что в стародавние времена евреев то и дело крестили, причем правители наши считали, что навсегда, а сами неофиты крестились – понарошку, для вида, чтобы стать купцами хотя бы самой завалящей гильдии. При этом какой–то дурак из власть имущих бояр даже решил, что офеня – это крещеный еврей, а значит и офест – крест. Так и передали Владимиру Далю вдоль веков, а он записал, особенно не задумываясь. Работы у него было слишком много. Он ведь свой Словарь на общественных началах, так сказать, собирал, по–нынешнему – бесплатно.

Офеня же из русских неофитов – вдвойне неофит, так как не любит учиться. И как только количество русских офеней перевалило за половину, незнание «греческого» языка усугубилось в квадрате. Чему же удивляться, что «греческий» счет до десяти исковеркали так, что и евреи его перестали узнавать. Но без счета на «иностранный» лад офеня не офеня, потому и хирга – рука с пальцами «по–гречески» была единственным их счетным инструментом наподобие нынешнего компьютера, и в таком виде дошла до Даля.

Как только соотношение русских офеней к офеням «коренным» дошло до трех четвертей, даже до двух третей как в русском парламенте для принятия радикальных решений, так весь жизненный уклад их изменился в таком же отношении, то есть они стали больше воровать, чем продавать. Вот тогда–то и появилось слово фаля– олух, перешедшее затем просто в лох, подстраиваясь под русскую артикуляцию на «иностранный» манер. Мало–помалу с ростом воров в семействе неофитов–офеней «о» потерялось, и офеняпревратился в простую феню. Надо ли рассказывать, что в деревне новый человек всегда заметен как муха во щах, поэтому профессиональные воришки играли роль офени пока не стемнеет. «Греческий» они еще хуже знали, но роль «иностранца» полюбили, совершенно так же как ныне «новые» русские вешают вывеску на английском на каждой курной избе с пряниками. Притом в такой глуши, что англичанина там не только днем с огнем не сыскать, но даже и мысленно представить невозможно. Незнание «греческого» компенсировалось ломанием собственного языка на «иностранный» манер, так и появилось слово «ботать», то есть бессмысленно ворочать языком как лопочут дети глядя в книгу вверх ногами, пытаясь доказать родителям, что они уже умеют не только говорить, но и «читать». Впрочем, так делали и взрослые совсем недавно, например, наш царь Василий Шуйский.