Александр Севастьянов - Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности

11.Для русских (в сравнении с людьми Запада) высоко характерен т.н. «„судейский комплекс“ – это именно „комплекс“, т.е. целый набор различного рода качеств. Для нас это означает, по-видимому, прежде всего „правдоискательство“, т, е. стремление установить истину, и затем – это стремление установить объективную истину, не зависящую от меня, от моего существования и потребностей, наконец, в-третьих, это – стремление найти истину абсолютную, неизменную, не зависящую от обстоятельств, не имеющую степеней. И, найдя, измерять затем ею себя, свои поступки и чужие действия, весь мир, прошлый, настоящий и будущий» (с. 251). «Наша генотипическая эпилептоидная черта – дикое упрямство – вообще-то весьма смягченное культурой, в этих исключительных случаях, когда речь идет о соответствии поступка с абсолютной истиной, проявляется во всем своем величии» (с. 252).

12.При этом, судя по шкалам «самодостаточность» и «самокритицизм», нам гораздо труднее, чем западноевропейцам, «оставаться со своим мнением в одиночестве, кроме того, мы проявляем бóльшую неуверенность в себе» (с. 252).

13.Субъективность и иррациональность в суждениях как следствие «судейского комплекса», в связи с чем «людей других культур очень часто раздражает наше бесконечное копание в намерениях и предположениях, своих и чужих: что подумал человек сначала, что потом, как он принимал решение, на что при этом обращал внимание, а что упустил из виду и т. д. Какое это имеет значение? Вот перед нами результат, и из него нужно исходить… Но нам, эпилептоидам, важен совсем не результат, а чистота и ясность схемы действия; правильность связей между ценностью и выбором средств для ее реализации и т. д. …Этот наш „судейский комплекс“, конечно, своеобразное преломление религиозных христианских принципов: постулат о свободе воли ведет к примату нравственной сферы в области принятия решения и поступка… И сколько ни обучаемся мы материалистическому подходу по „Краткому курсу“, по „Истории партии“, по марксизму-ленинизму и „научному коммунизму“, в обыденном сознании мы всегда остаемся волюнтаристами и при анализе поступка идем не от ситуации и состояния человека, а от его намерения, установки, от признаваемых им ценностей, т.е. от смысла совершенного им поступка, и по этому смыслу определяем его отношение к объективной истине. Именно этот архетип – „судейский комплекс“ – по-видимому, играл и играет в нашей культуре „негэнтропийную“ роль: он активно и последовательно противодействует тенденциям к распаду ценностно-нормативных этнических представлений. Он всегда толкает нас к осмыслению ситуации, наведению ясности в своих и чужих линиях поведения, к выявлению смысла» (с. 267—268).

Никакая наука тут русским помочь не в силах, ибо «для науки истина – синоним достоверности, а отнюдь не соответствие высшему смыслу и справедливости» (с. 269), – так итожит КК перспективы данной коллизии. И в таком ракурсе ситуация сразу становится безвыходной, поскольку знать высший смысл чего-либо людям не дано априори, а справедливость есть понятие классовое и национальное.

14.Противоречивое свойство: с одной стороны, «стремление к уединенности», «отказ от социальной активности», а с другой – «потребность в принадлежности к социальной группе» (с. 285). Это противоречие, по КК, снимается у русских в стремлении к задушевной дружбе, когда мы так проникаемся представлениями о мыслях и чувствах других членов данной группы и о группе как целом, что, можно сказать, фактически делаем их частью своего Я и идентифицируемся с ними в своем самоощущении» (с. 292).

15.Престиж личности, ее авторитет, ее высокий статус в глазах общества у русских прежде всего связан с ее умением и готовностью отказываться от себя: «полная бескорыстность и строгое (иногда даже педантичное) соблюдение моральных правил – и обеспечивают человеку высокий личностный статус. Они для окружающих – показатель того, что он делает не свое, т.е. не личное дело. Это дело – наше общее, а следовательно, мы обязаны ему содействовать. Поэтому мы все „придерживаем“ свои личные дела, „пропуская его вперед“. Это культурный архетип» (с. 318).

КК приводит замечательный своей убедительностью пример: «Какую бы книгу о Ленине вы не открыли, вы обязательно встретите там упоминание о его „спартанской обстановке“, о его „аскетических привычках“ в быту, о том, как он отказывался от присылаемых продуктов в пользу детей и т. п. Цель – показать, что для себя ему ничего не было нужно. Прием классический и всегда действующий безотказно. У простого читателя, особенно женского пола, обязательно на глаза навернутся слезы; подумайте, такой человек, а жил в такой комнатке, а ведь если бы захотел, мог бы иметь все… И пойди, объясняй ей потом, что он в политике не сильно разбирался и что-то так напортачил, что мы до сих пор не можем разобраться. Какое это все имеет значение для оценки человека , ведь он от всей души хотел, чтобы было как лучше. И вот это-то ему и засчитывается в его личностный статус» (с. 320).

О той же черте характера свидетельствует шкала «эго-сверхконтроль», которая показывает, что русские склонны стараться «в пользу долга, т.е. образцов не юридических, а моральных, заложенных в нашем сверх-эго. Это же утверждает и шкала альтруизма» (с. 375).

16.Стремление решать буквально все, не только личные, вопросы неформально, не по закону, а «по человечеству» (по обычаю, по личным отношениям), а желательно еще и по совести.

«Все мы не знаем и знать не хотим своего собственного государства, говорилось уже в начале этой работы. То, что не знаем, – в общем объяснимо, скажем, отсутствием информации, специального образования по этому вопросу, сложностью самих кодексов, но то, что не хотим знать, всеми этими причинами объяснить нельзя… Образовывают нас, образовывают, лекции нам читают, проекты Конституции выносят на наше обсуждение, приглашая участвовать в творении собственной государственной системы. И все зря. Хотя нельзя сказать, что мы не проявляем желания принимать участия в этом творении. Только мы действуем архетипически. Мы идем обычно снизу, от фактов, которые нас задевают или возмущают. Эмоции – безошибочный показатель ценностного отношения» (с. 353—354).

Рассказ об этом загадочном свойстве русских КК завершает весьма выразительным текстом: «Вздохнет современный опытный князь и скажет: „Когда же вы, черти, будете свои собственные законы знать и уважать? Это все – все – сделано по закону, все справедливо. Вы могли этого требовать открытым судебным процессом. Но вы этого не знаете. Когда же настанет такое время, что на Руси будут знать свои права и законы?“ – „Тогда, князь, когда на Руси не останется русских совсем“» (с. 355—356).