Александр Севастьянов - Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности

Действовал, однако, немаловажный фактор, не позволивший русским примкнуть к торжествующей цивилизации Ислама, чтобы вместе с ней устремиться к триумфу над Европой: это христианская религия, которую русские, закаленные вековым противостоянием с татарами, нипочем не согласились бы обменять на мусульманство. В силу этого целый ряд стратегически важных направлений развития нам приходилось заимствовать не с более продвинутого Востока, а с Запада (хотя и с ним конфессиональные различия составляли порой проблему, препятствовали полноценному ученичеству). Это, в частности, касается архитектуры и строительства, артиллерии, медицины – представить при царском дворе врача араба или турка вряд ли возможно, а вот немцы и англичане водились.

Что же до Запада, то он был озабочен, прежде всего, экспансией исламского Востока, претензией Османов, Турции на мировое господство, несовместимой с таковой же претензией Габсбургов, Священной Римской империи, всей христианской Европы. В данной связи Запад не оставлял надежд на антитурецкий союз с Россией, а потому порой делился с нею стратегически важными технологическими секретами, в том числе военными ноу-хау, в расчете повернуть русское оружие против турок. Надежды тщетные вплоть до конца XVII века, ибо у русских был очень большой исторический счет к Литве и Польше (а затем Речи Посполитой), к Ливонскому ордену, отчасти к Швеции, но сравнительно небольшой – к Турции. Так что, хотя русские цари давали словесные авансы императорам, выбор главного противника был для нас предопределен иначе. Тем не менее, многие люди Запада – особенно из стран, непосредственно с Россией не граничивших и не конфликтовавших, – приезжали к нам с новинками науки и техники и даже были готовы учить русских их производить.

Хочется подчеркнуть, что вплоть до второй половины XVII века приобщение к западной цивилизации (цивилизации еретиков-латинян) для русских определялось не столько вкусом или симпатией, сколько настоятельной практической потребностью, необходимостью выживания и лучшего устройства жизни и быта.

Дело в том, что XVI—XVII вв. – время неуклонного подъема цивилизации Запада, сумевшей осуществить невероятный информационный прорыв, информационный бум 314. Это время перехвата ею мирового лидерства, расцвета ее научно-технических возможностей. А с ними – время военных побед и культурных достижений, поражающих воображение. Победа над османской Турцией в морской битве при Лепанто в 1571 году, хотя и не переломила ход той войны, но оказалась «первым звонком», серьезным и очень резонансным. А вот победа под стенами Вены в 1683 году – это уже реперная точка невозврата, пройдя которую, мир оказался в новой ситуации, заполучив нового глобального гегемона: Западную Европу. Эту позицию Запад удерживает до сих пор. А это значит, что перед Россией в течение столетия между указанными датами объективно открывалась перспектива: на все последующие четыреста лет присоединиться к победителю и воспользоваться плодами его достижений и побед. Что, как мы знаем, она в конечном счете и сделала, руководствуясь расчетом и интуицией. Принять такое решение было непросто: обаяние покидающего пьедестал вчерашнего лидера – исламской цивилизации – было еще велико.

Можно сказать и так: Россия в XVI—XVII вв. была ареной, на которой за свое преобладающее влияние боролись Восток и Запад. И если в XVI в. преобладало влияние Востока, то в XVII в. произошел резкий подъем авторитета Запада, который в итоге и победил в этой конкурентной борьбе, и втянул Россию в свою орбиту. Главным магнитом, притягивавшим русских к западному миру, были новые, высокие и передовые технологии в научно-технической сфере, а что особенно важно – в ратном деле, флоте и станкостроении. Русским – хочешь не хочешь – необходимо было их освоить.

Итак, на принятие судьбоносного решения – до начала петровских реформ – России было отведено примерно сто лет. За это время превосходство Европы постепенно нарастало и становилось все более очевидным в технологиях всей жизни и быта, и московские самодержцы внимательно отслеживали этот процесс. Начало резкой смены вектора, поворот на вестернизацию совпали с династическим кризисом в России начала XVII века. И в дальнейшем мы оказались в стане победителей, а не в стане побежденных, благодаря, в первую очередь, именно Романовым, которые все как один тянули к Западу. Этот выбор обернулся для нас каскадом блистательных побед и завоеваний в противостоянии с разнообразным Востоком в XVIII—XX вв. Русь вновь вернула себе роль восточного форпоста Европы, казалось бы бесповоротно утраченную в ходе татаро-монгольского нашествия. Это значит, что выбор был сделан правильно.

Вестернизация, таким образом, началась задолго до Петра, но шла туго, преодолевая внутреннее сопротивление, потому что мы, русские, как сказано выше, к XVI веку уже стали другими, неевропейскими европейцами 315. Наше нутро больше тянулось ко всему восточому и отторгало западные искусы, хотя и вынуждено было подтягиваться к передовому технологичному Западу, чтобы выжить и победить в битве цивилизаций. И мы выжили и победили в XVIII—XX вв., однако Западом так и не стали.

Для того, чтобы правильно понимать историю культурных влияний и заимствований России и Запада, необходимо обратиться к истории отношений нашей страны с ее ближайшими западными соседями – Литвой и Польшей, а впоследствии – Речью Посполитой. Потому что это есть история цивилизационного доформировывания и – параллельно – разминовения Запада и России во взаимных столкновениях. Нет более важного фактора нашего исторического развития в XV—XVII вв., на нем и следует сосредоточиться.

Для того, в свою очередь, чтобы правильно понимать эти отношения, следует помнить, что первая русско-польская война состоялась еще в Х веке, при Владимире Святом. И в дальнейшем вооруженное противостояние России и Польши с переменным успехом шло вплоть до ХХ века, то затухая, ввиду явного преимущества одной из сторон, то вспыхивая вновь, когда шансы более-менее уравнивались. Нет никаких гарантий, что оно не продолжится и в будущем.

В чем причины этой десятивековой вражды близкородственных и пограничных славянских народов? Среди многих я бы выделил две.

Во-первых, необходимо иметь в виду историю вытеснения славянского суперэтноса германским суперэтносом из Южной и Центральной Европы – в Восточную, начавшееся еще во времена готов и их предводителя Германариха (III—IV вв.). Ведь в те далекие времена славяне (венеты, склавины и анты) расселялись от границ нынешних Дании и немецкого города Гамбурга до границ Византии и Кавказа, но под готским натиском вынуждены были сдвинуться на север и восток. В дальнейшем германский «Дранг нах Остен» шел безостановочно вплоть до ХХ столетия, найдя свое максимальное воплощение во Второй мировой войне, превратившейся в решающую историческую битву германского и славянского суперэтносов. В ходе полуторатысячелетнего противостояния некоторые славянские народы вообще исчезли с лица земли, как пруссы, курши, вагры, лютичи или бодричи, а некоторые превратились в этносы-реликты, как современные лужичане на территории ФРГ, которых немцы недавно даже лишили возможности учиться на родном языке. Некоторым, как чехам, пришлось испытать на себе гнет немецкого господства, восстания против которого (например, гуситское) жестоко подавлялись. Многие земли, некогда принадлежавшие славянам, перешли в руки германцев (Пруссия, Померания, Мекленбург и др.), сохранив славянский след в топонимике, как сохранился он и в ономастике ряда восточногерманских фамилий. Это творилось на виду у всего мира и служило страшным уроком всему славянству.