Николай Шахмагонов - Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах

Тем не менее, на ночь беглецы забрались на чердак, распределили между собой дежурства, и ночь провели в тревоге. Огонь поддерживали в вырытой ложбинке близ входа. Задача эта возлагалась на дежурного.

Трубецкой выбрал себе самые тяжёлые, предутренние часы.

Спустился с чердака, взял у Вейде ружьё. Осмотрелся, прислушался. Леденящий душу вой возникал время от времени, но по-прежнему где-то вдалеке.

«Ну и ладно, – подумал он. – Нет худа без добра. Глядишь, поселковые не сунутся к нам. Но с другой стороны… Если будет необходимо, так целой группой пойдут, да с оружием?! Хорошо, что снега много намело. Быстро не подберутся, заранее увидим».

Но он понимал, что увидеть мало, нужно ещё успеть скрыться. А это уже сложнее, ведь уходить придётся по глубокому снегу, оставляя достаточно ясные следы.

Вполне понятно, что, обнаружив пребывание в хранилище сена посторонних людей, посельчане попробуют их догнать, или, если не догнать, то сообщить о них.

Зимой светает поздно. Да и как определишь время? Часы-то естественно, при пленении отобрали. Собственно, и не нужно было время. Придумали только как дни считать. Взяли длинную верёвку, случайно под рукой оказавшеюся, и каждое утро завязывали на ней новый узелок. Вот уж с десяток узелков на верёвке, а ясности, что ждёт дальше – никакой.

Из еды у беглецов только мясо кабана, да травяной чай. Благо было откуда выбрать пахучих трав. Целый сеновал. Это, конечно, не питание.

Трубецкой всё более и более ощущал свою ответственность за беглецов, которых подговорил на такое трудное, да и, как всё более осознавал, почти что бесполезное дело.

В то утро светало медленно. Снег, на удачу или на беду, не прекращался. На удачу, потому что и волкам издалека не учуять, и поселковым жителям до сеновала не дойти. Он ещё раз осмотрел это довольно объёмное хранилище кормов для скота, пытаясь понять – так, от нечего делать – почему поставили его далеко от посёлка. То ли не успели перевезти сено, то ли возле домов и хранить негде. А возможно и от лишних глаз спрятали. Что б не очень заметно было обилие кормов. А вокруг посёлка кто высматривать будет?

Проснулись Вейде и Бутурлин. Спустились с чердака.

– Ну что? Тихо? – спросил Бутурлин, просто так, чтоб заговорить.

– Тихо. И волки замолчали, – ответил Трубецкой. – Собственно, день они проводят в норах, каждая пара в своей. Ну а в сумерках выходят на охоту. Вой же, который мы слышали ночью, это как раз сигнал сбора. Помню, мне рассказывали в детстве знатоки-охотники, что просто так волки редко воют.

– Как бы для души?! – усмехнулся Бутурлин.

– Вот именно, для души… Когда душа пищи просит, тогда вой призывный, это как боевая сигнальная труба вожака, собирающего стаю на охоту. В ответ воют те, кто принял сигнал. Вот и получается разноголосый вой. Кстати, слушать вой волки очень любят. У нас охотники даже рожки научились изготавливать, чтобы волков приманивать. Иногда получалось, хотя волки очень умны и обмануть их сложно.

– Говорят, они всеядны? – сказал Вейде.

– Это вы к тому, что мы можем стать хорошей пищей, – отреагировал Бутурлин.

– Человек – вовсе не основная пища, – возразил Трубецкой и прибавил, главным образом для того, чтобы успокоить своих спутников: – В этих краях, думаю, им хватает кабанов, лосей, да и то, скорее, зимой на них нападают, когда пищи мало. А так, мелкие зверьки в ход идут – зайцы, суслики, сурки, даже мыши-полёвки. Бывает, что и рыбку едят, конечно, если поймать смогут. Кстати, они и травоядны. Ну и ещё… Снег глубокий для них – не такая уж и преграда. Лапы – шире, чем у собак, а потому, когда собак против волка пускали, те догнать его по снегу не могли, вязли.

– Не успокаивайте нас, дорогой князь, – сказал, наконец, Вейде. – Положение наше со всех сторон никудышнее. Если даже волки не нападут, так мороз заморозит, да голод сгложет. Давайте-ка, друзья мои, ещё раз прикинем, что делать.

– Но прежде подкрепиться надо.

Снова растапливали снег на костре, снова заваривали травы, снова поджаривали куски кабанятины. То, что оттепель прекратилась, было на руку. Мясо могло храниться дольше.

– Эх, кусочек бы хлеба, – сказал Бутурлин, с трудом пережёвывая мясо.

Между тем, Вейде ещё раз обследовал весь сеновал, обследовал углы и нашёл какой-то чугунок.

– Вот, – порадовал он. – Можно и суп сварить.

– Щи, – засмеялся Трубецкой, – А вместо капусты – травы. Там же и лопухи, и крапива.

После завтрака Трубецкой объявил, что прежде, чем говорить о планах, хочет выспаться, и полез на сеновал. Он оттягивал размышления о грядущем. Ничего путного не лезло в голову.

Проснулся. Спутники его о чём-то мирно беседовали у костра. Уже начали густеть сумерки, и ружьё они поставили поблизости. Напугал он их разговорами о волках.

Жечь костёр по-прежнему было безопасно – стояла между ними и посёлком плотная стена снега. Снег лёг покрывалом на крышу сеновала, и внутри стало теплее – ветер не задувал.

– Не знаю уж, что вам желать, князь, – сказал, приметивший Трубецкого Бутурлин: – Доброго утра или доброго вечера.

– Главное, чтобы доброго, а утра или вечера, не важно, – усмехнулся Трубецкой.

Едва стемнело, снова, как и накануне, донёсся вой.

Вейде и Бутурлин замерли. Вот так – отважные воины, храбрые генералы, не пасующие в бою, где смерть витала вокруг, замерли в оцепенении, услышав эти жуткие переливы.

– Ближе сегодня воют, – сказал Вейде.

– Так кажется, – возразил Трубецкой. – Но оружие надо приготовить. Зарядить. Стрелять будем в крайнем случае. Выстрелы могут услышать в посёлке.

Как и прежде распределили ночные дежурства, но спать никто не хотел.

– Днём выспимся, – сказал Бутурлин. – Костёр надо посильнее сделать. Думаю, из посёлка в снегопад не заметят. В такую ночь вряд ли кто там по улице бродит.

Трубецкой успокаивал своих спутников, но прекрасно понимал, что в этакую снежную круговерть столь отчётливо вой может быть слышен, если стая волков гораздо ближе, чем накануне. Оставалась надежда на то, что снег помешает волкам учуять беглецов.

Князь с детства слышал немало рассказов о волках, которые представляли серьёзную опасность для запоздалых путников. Да и как иначе. Представьте себе бескрайние просторы, заметённые дороги настолько, что верстовых столбов не видать. И лошадь с путником в санях… Какая уж там защита? Лошади заранее чуют волков, боятся их. Но в глубоком снегу они бессильны. Не оторваться от преследования, когда и ноги вязнут и сани становятся неподъёмными.

В детстве Трубецкой много времени проводил в подмосковном имении, бывал в Тульских краях, гостил и в Рязанской губернии у родственников.

Всё в прошлом, правда не в таком уж и далёком. Генералу Трубецкому всего-то тридцать пятый год. Какая карьера впереди! Уже дивизией командовал. И успешно командовал, правда, успешно в мирно время. А в самом начале войны – плен.