Николай Шахмагонов - Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах

Ну а князь Иван Юрьевич уже не представлял никакой опасности для царствующей династии, поскольку не являлся прямым наследником кандидата в государи Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. Так считали сами Романовы и их ближайшее окружение, но, видно, вовсе не так думали шведы.

Предложение шведского короля явно не случайно, явно продумано в достаточной степени. Наверняка учтены все нюансы. Ведь для того, чтобы в трудные для страны времена замутить смуту, нужно к капельке правды прибавить бочку лжи, которую вылить на хорошо подготовленную почву.

Учли и родословную князя и его нынешнюю близость к престолу.

Князь Иван Юрьевич женился рано, выбрав в жёны княжну Анастасию Степановну Татеву, известного старинного и уважаемого русского рода, который на ней и оборвался. Женился рано – рано и овдовел. Умерла молодая жена в 1690 году.

К числу любителей холостых забав князь Иван Юрьевич не относился, он мечтал о хорошей, доброй семье, а потому уже в следующем, 1691 году, венчался с новой избранницей – двадцатидвухлетней Ириной Григорьевной Нарышкиной, троюродной сестрой матери царя Петра, царицы Натальи Кирилловны. Тоже ведь брак, который ещё более приблизил к царскому трону.

Через год родилась в семье первая дочь Екатерина.

Казалось бы, жить да жить. Что ещё нужно богатому и знатному молодому человеку?! По службе продвигался Иван Трубецкой быстро. Сказывалось родство с царской семьёй. Уже в 1693 году стал капитаном, а через год полковником Преображенского полка.

А ведь возвратившись шведы, несомненно, были осведомлены в положении князя при дворе. Недаром де возвратившись из европейской поездки, царь вспомнил – наверное правильнее заметить, что царю подсказали, что есть такой князь Трубецкой, верный трону. Трубецкого сразу привлекли к делам ответственным, связанным с разгромом стрелецкого восстания.

И это, как выяснилось из бесед со шведскими вельможами, было хорошо им известно…

Князь Трубецкой на волоске от смерти.

Когда грянуло восстание стрельцов, лично поручил князю Ивану Юрьевичу охрану царевны Софьи Алексеевны, заточённой в Московский Девичий монастырь. Задача не из лёгких. У стрельцов – вся надежда на царевну Софью. Не ведали в ту пору русские люди, как можно управлять страной без самодержавного государя, не признавали странные европейские институты власти.

Князь Иван Юрьевич едва не погиб при выполнении этого задания царя. Стрельцы решили освободить Софью, сделать её своим знаменем, посадить на престол российский, чтобы избавиться от странного царя – явно не от царя Петра, а от неведомого чудовища, явившегося на русскую землю из потерявшей всякий человеческий облик Европы.

Князь Трубецкой подивился царю, выглядевшему весьма и весьма странно, да и говорившему не так, как говорил прежде. Но делать нечего, надо было принимать его таким как есть. Ну и стал стеречь Софью Алексеевну самым строжайшим образом. Приказ есть приказ.

Но однажды ночью разбудил его невероятный шум. Прибежал один из стражников и сообщил о том, что стрельцы – в монастыре. Они уже освободили царевну Софью Алексеевну и теперь истребляют стражников, подчинённых князю.

Князь заперся в келье, впрочем, не слишком надеясь на то, что удастся отсидеться. Ожидая расправы, думал-гадал, каким таким образом удалось стрельцам в монастырь ворваться. Лишь потом стало известно, что они незаметно сделали подкоп, причём вывели его точно под караульное помещение, в котором находились солдаты. Проломив пол, они перебили караульных и, легко отыскав келью, где была заперта Софья Алексеевна, освободили её.

Настала пора добраться и до него, начальника охраны.

Спасло чудо. Среди стрельцов оказался один из бывших подчинённых князя Ивана Юрьевича по службе, причём был он обласкан князем и вполне доволен прежней своей службой под крылом его. Быстро смекнув, кого ищут его соратники-стрельцы, он сумел найти способ спасти князя Трубецкого.

Уже были слышны их крики близ кельи. Князь приготовился к смерти. Что он мог сделать один против многих? И тут услышал знакомый голос, доносившийся из коридора. То был голос его бывшего подчинённого. Тот кричал, обращаясь к своим сообщникам:

– Вот, туда, скорее за мной… Он бежал по коридору. Я видел… Быстро за мной, догоним…

Голоса стали удаляться. Трубецкой понял, что опасность, хоть и не миновала совсем, но всё же отодвинулась на время, которым надо воспользоваться немедля.

Он быстро покинул келью и бесчисленными монастырскими лабиринтами, с которыми успел познакомиться в предыдущие дни, покинул монастырь.

Царевну Софью Алексеевну вскоре снова схватили царские слуги. Восстание стрельцов захлебнулось. Немногим из восставших удалось скрыться. И начались жестокие, кровавые, по-европейски изуверские казни. Царь привлёк к ним верных ему князей, бояр и дворян. Трубецкой оказался в их числе.

Кровь лилась рекой у ног обезумевшего от садистских наслаждений царя. Глаза навыкате, дыхание тяжёлое, ноздри раздуты. Голос дрожал при отдаче всё новых и новых жестоких приказов. Не то что заговорить, взглянуть на него страшно. Царь заставлял бояр и дворян участвовать в казни наравне с палачами. Заставлял рубить головы, хотя многие приходили в ужас от этого, да и в неумелых руках топоры становились не только орудием казни, но и орудиями неимоверных пыток. Трубецкому удалось отговориться, сославшись на то, что крепко ушиб руку при побеге из монастыря. Царь посмотрел на него бешеным взглядом, набрал воздуху, чтобы прокричать что-то, но махнул рукой, мол, согласен. История с освобождением Софьи Алексеевны царю была известна. Трубецкому удалось оправдаться – слишком неравны оказались силы. Свидетельством тому гибель почти всех стражников.

Царь позволил князю не участвовать в рубке голов стрельцов, приговорённых к казни. Действо было особой жестокости.

На глазах Трубецкого бояре, дрожащими руками, брались за топоры, подходили к плахе, примеривались и р-раз… Мимо. Топор соскальзывал. Кровавые брызги разлетались, попадая на кафтаны, на лица палачей. Царь в азарте кричал:

– Давай ещё… Давай… А-а, дай покажу.

Царь хватался за окровавленный топор, рубил сам, причём, рубил ненамного удачнее, чем дрожавший всем телом боярин. Некоторые горе-палачи падали в обморок. Пётр приказывал окатить их водой и снова заставлял браться за топоры.

Но и этих изуверств царю показалось мало. Он придумал ещё более изощрённую казнь. По его приказу сложили этакий штабель: ряд брёвен – ряд стрельцов, ряд брёвен – ряд стрельцов. Укладывали так, чтобы головы стрельцов торчали из штабелей. С жутким, леденящим смехом, царь говорил, что это, мол, слоёный пирог.