Виктор Улин - Я думаю

«Вы сеете много, а собираете мало;

едите, но не в сытость;

пьете, но не напиваетесь;

одеваетесь, а не согреваетесь;

зарабатывающий плату

зарабатывает для дырявого кошелька.»

(Агг. 1:6)

На рассвете жизни главенствует вопрос « КАК ».

Как прожить ее, чтобы потом не утонуть в пучине досады от мыслей об упущенных возможностях.

Ответы порой бывают конструктивными и почти всегда несут пользу спрашивающему.

На закате все чаще звучит « ПОЧЕМУ ».

Вопросы не затрагивают индивидуально важного, поскольку в прошедшей жизни уже ничего не изменить.

Но темы всегда серьезны.

А ответы всегда печальны и не освещают душу радостью.

Ибо печально сознание несовершенства мира, к которому рано или поздно приходит каждый мыслящий человек.

Но я все-таки задаю вопросы и пишу ответы.

Cogito ergo sum .

Когда общий объем написанного за жизнь переваливает отметку 500 авторских листов (т.е. 20 миллионов знаков с учетом пробелов), а в творческом портфеле имеешь больше 100 полноценных произведений (от путевых заметок до психологических романов в жанре откровенной эротики), перестаешь следить за своими публикациями (особенно за теми, которые не приносят денег).

Но некоторые кажутся мне очень дорогими.

К подобным отношу несколько материалов, размещенных на сайте Евгения Берковича « Записки по еврейской истории ».

Почему меня, русского по рождению, волнует тема?

Всю жизнь мне были близки сыны Израиля.

Первая школьная любовь Ирина А. была девятиклассницей с лицом жены плотника Иосифа.

Лучшими сокурсниками по матмех факультету ЛГУ (равно как и преподавателями-математиками) оказались евреи.

Евреем был мой задушевный друг поздних времен – профессор матфака БГУ Семен Израилевич Спивак, харизматический человек и глава местной общины. Я называл его « ребе », я наслаждался его обществом, мы могли разговаривать часами обо всем на свете. А уж сколько мы со Спиваком спили… то есть нет, прошу прощения, выпили – этого не смогу подсчитать.

Я всегда мечтал жить в Израиле, причем не только потому, что там нет ни осени, ни зимы, ни триколора.

Увы, в земле обетованной мне не суждено даже побывать…

Почему мне так близок этот народ, чем он привлекает?

Что нахожу я в потомках Сима, но не в сыновьях Хама?

Нахожу много, невольно сравниваю с характерным для моей нации, моего как бы родного социума, являющего лицо России.

Прежде всего это отношение к своим корням.

Не к белым березкам, разбитым дорогам и гульбе – а к тем, которые позволяли ощутить единение со своим народом даже во времена, когда не имелось физической родины.

Вопросы веры и неверия (отношение к которым определил писатель, чье имя носит Литературный институт) относятся к разряду тонких мировоззренческих категорий.

Народ, одним из первых нашедший единого Б-га, демонстрирует по отношению к нему высшую степень сдержанности, под которой кроется бездонная глубина.

И это не похоже на христиан, которые размахивают своим богом, как хозяйственной сумкой.

Уважение к еврейской нации побуждает меня писать об антисемитизме, хотя последний меня не касается.

Как художник слова я солидарен с Гейне, говорившим, что трещина мира проходит сквозь сердце поэта.

Художник не может быть националистом.

Этот тезис я выражал во многих произведениях, на нем стоял и буду стоять.

Истинное искусство должно затрагивать общечеловеческие проблемы, оно не имеет права выражать чаяния одной нации путем ущемления другой.

В противном случае искусство теряет право именоваться искусством, а выразитель – художником.

Идея узконациональная является античеловеческой и убивает все.

Классический пример тому дает германский фашизм.

За 12 лет своего существования на высоком экономическом уровне национал-социализм дал мировой культуре всего 2 имени: дирижер Герберт фон Караян и кинооператор-документалист Лени Рифеншталь. Но, во-первых, эти исключения лишь подтверждают правило. А во-вторых, ни дирижер, ни кинодокументалист не могут считаться художниками в высшем смысле слова: они ничего не создавали, только исполняли и регистрировали.

Мое личное отношение к национализму полностью оформилось в 1983 году, во дворе концлагеря Бухенвальд; оно выражено в одном из мемуарно-публицистических романов, позволю себе привести цитату:

«…любой национализм <���…> имеет один и тот же конечный пункт:

Ребристые, как кошачье нёбо, жерла печей крематория. »

Название этого очерка затрагивает тему, которая не становится второстепенной с течением времени.

Ведь если любой национализм плох, то антисемитизм просто омерзителен.

Писать об антисемитизме еврею трудно; его всегда могут обвинить в предвзятости.

А я русский и могу говорить все, что думаю.

До сих пор дискутируется мнение о том, был ли в СССР антисемитизм.

Иногда вопрос ставится шире: в чем корни антисемитизма как одного из отвратительных видов неприятия чужой нации и ее менталитета?

Я не буду рассуждать о других странах, мне достаточно России.

Мой русский народ обладает рядом замечательных черт; ни с чем не сравнятся таинства русской души, ее широта и щедрость.

Но, увы, сверху лежит другое.

Не только в анекдоте 2 русских = попойка + драка.

Моя нация никогда не жила по-человечески; ее образом жизни были тупой физический труд в будни и кровавые бои по праздникам.

Труд – рабский из рабских, труд ради самого труда, достойный лишь каких-нибудь пчел или муравьев. А бои отличались разнообразием: стенка на стенку, конец на конец, село на село, брат на брата, сын на отца, муж на жену… С кулаками, вилами, косами – с чем попадет под руку.

Розовощекий барин Тургенев рисовал пейзан на лоне природы; ему кто-то верит до сих пор. Хотя умильные Хори и Калинычи к истинным крестьянам XIX века – скотоподобному быдлу с кулаками вместо мозгов – имеют отношение не большее, чем « Если завтра война …» к реальной бойне.

Желчный доктор Чехов писал русскую деревню иначе – красками не акриловыми, а живыми. От его крестьян становится страшно.

Российский народ жил по Домострою – системе, в основе которой лежит насилие старшего над младшим, мужчины над женщиной, дурака над умным.

Главной иудейской истиной видится принцип « не делай другим того, чего не хочешь испытать сам », а главной заповедью – « возлюби ближнего ».

Тип отношения к близким кажется мне определяющим для народа как сущности.