Лев Гумилёв - Этногенез и биосфера Земли

Окольный путь – через изучение истории событий – показал, что описанная эпоха была творческой, напряженной и трагичной и что не бесплодие души и разума определило наблюдаемую пустоту, а горение сердец и страстей испепелило то, что могло сгореть.

Приступая к исследованию глобальных закономерностей этнической истории, следует сразу же отречься от принципа европоцентризма, который многими воспринимается как не требующий доказательств. В самом деле, с XVI по начало XX в. европейские народы захватили полмира путем колониальных операций, а другую половину – путем ввоза товаров или идей. Последние тоже приносили немалый доход.

Преимущество европейцев над прочими народами было в XIX в. столь очевидно, что Гегель построил философию истории на принципе мирового прогресса, который должен был быть осуществлен германцами и англосаксами, ибо считал, что все обитатели Азии, Африки, аборигены Америки и Австралии – «неисторические народы». Но прошло только полтора века… и стало ясно, что европейское преобладание в мире – не путь прогресса, а эпизод. Америка и Австралия, как заокеанские продолжения Европы (Западной), непосредственно связаны с той же линией закономерности, а аналогичные линии уже прослежены у народов древних, где они дошли до своего естественного конца. Иными словами, те народы, которых принято называть отсталыми, просто реликты, пережившие свои расцвет и упадок. Можно сказать, что черные австралийцы, бушмены, мундруку и даже эскимосы – это старые этносы. Поэтому так бедна их материальная культура и так фрагментарна культура духовная. Этногенезы – процессы дискретные, а потому этносам свойственно понятие «возраст».

О старении народов говорилось и писалось очень много; но историками эта терминология воспринималась как художественная метафора. В самом деле, дети рождаются, следовательно, поколения обновляются, так что же может стареть? Вот это-то мы и постараемся показать, исходя на этот раз не из общих соображений системологии, а из конкретной этнопсихологии, очевидной для любого историка или этнографа с широким кругозором.

В основу возрастной классификации любого этноса целесообразно положить момент, без которого не может обойтись ни одна система: отношение коллектива-и индивиду. Любой коллектив ограничивает свободу каждого из своих членов необходимостью считаться с другими членами порознь и с интересами коллектива в целом. Этнос не является исключением из общего правила, но характер воздействия на составляющие его персоны с течением времени меняется, и в переменах прослеживается определенная закономерность.

Для этноса, находящегося в статическом состоянии, свойственно стремление к консервации взаимоотношений между его членами. В родовом обществе, например, существует жесткий деспотизм традиции, указывающий каждому новорожденному его место в жизни и пределы его возможностей, причем уровень его личных способностей во внимание не принимается. Например, если герой или гений по возрасту моложе кретина, то он все равно должен считаться ниже его по общественному положению и даже может не дожить до того времени, когда его таланты будут использованы коллективом, если на помощь младшему не придут экстраординарные бедствия вроде жестокой войны с соседями или заразы, когда надо лечить умирающих соплеменников. Но и тогда делается исключение лишь для спасителя племени, а сам принцип старшинства остается нерушимым.

Такое отношение к индивиду существует не только при родовом строе. В развитом классовом обществе оно находит яркое выражение в кастовой системе или ослабленное – в системе сословий. В любом из этих вариантов коллектив указывает индивиду его место и требует от индивида только одного: довольства собой и своим положением, ибо довольство является основным психологическим условием для консервации отношений. Казалось бы, это положение не заслуживает ни одобрения, ни восхищения. Однако не будем спешить с выводами.

Теми же принципами руководствуется статический этнос по отношению к окружающей его природе. Она его кормит, отдавая излишки богатств, а он диктует своим членам не требовать от нее сверх положенной меры. В лесу ежегодно гибнет 10 % деревьев в результате естественного отбора и борьбы за существование; значит, можно эти 10 % срубить для топлива и строительства, но не больше. Также можно убить себе в пищу прирост стада копытных, но без ущерба для производителей.

И ведь как точно умели определять эти нормы в отношения бизонов племена сиу или черноногих! Охота была для них делом общественным, и любое самовольство пресекалось самыми жестокими мерами. Благодаря этому этнос и вмещающий его ландшафт находились в состоянии динамического равновесия (гомеостаза), позволявшего людям, животным и растениям существовать совместно неограниченно долго. Но мы знаем, что это равновесие в любом ландшафте, будь то в Африке, Австралии или Гренландии, является результатом протекавшего ранее процесса этногенеза, его конечной фазой.

Увы, история полезна только тому, кто ее выучил. В обратном случае обывательский «здравый смысл» провозглашает губительную концепцию покорения живой природы. В 1894 г. американский геолог-антрополог У. Дж. Макги писал: «Подчиняя себе диких животных, человек сохраняет лишь тех, кто может быть приручен; остальные же должны быть уничтожены». [371]И самое примечательное, что с обратной концепцией выступили только индейцы сиу, утверждавшие: «Что Дух земли творит, то неделимо; со всем сущим нас связывают узы родства». [372]Вывод однозначен, сиу руководствовались в своей практике понятиями «геобиоценоз» и «биосфера», хотя называли их иначе, а цивилизованный ученый, находившийся на уровне воззрений своего времени и в их плену, проповедовал, что человек проявил свою силу, «изменив лик природы, сделав ее лучше, чем прежде, помогая выжить полезным животным и растениям и уничтожая вредных, защищая стареющую планету от опустошительного воздействия времени и от немощи». [373]

Американскому ученому и его современникам была чужда мысль, что они сами, поскольку у них есть тела, являются составной частью той природы, чей лик они так бодро изменили и о которой теперь тоскуют их внуки. Прославлявшаяся тогда «Сила Человека» в 1948 г. охарактеризована Ф. Осборном уже иначе: «Фактически это – история человеческой энергии, безрассудной и бесконтрольной». [374]Энергией этой, или пассионарностью системы, были уничтожены не только растения и животные, но и те самые индейцы, чей образ жизни и поведение были непонятны и противны носителям пассионарности. [375]Поэтому американцы считали «дикарями» тех, чья натурфилософия опередила развитие их собственной на 300 лет. И как следствие – индейцы, сумевшие обрести экологическую нишу в биоценозах, гибли вместе со своими братьями меньшими, ибо их справедливо трактовали как составную часть природы, подлежавшей переделке.