Анна Павловская - Русский мир. Часть 2

Н. В. Гоголь со свойственной ему ироничной меткостью писал в «Мертвых душах» о типичном женском обучении: «А хорошее воспитание, как известно, получается в пансионах. А в пансионах, как известно, три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский язык, необходимый для счастия семейственной жизни, фортепьяно, для доставления приятных минут супругу, и, наконец, собственно хозяйственная часть: вязание кошельков и других сюрпризов. Впрочем, бывают разные усовершенствования и изменения в методах, особенно в нынешнее время; все это более зависит от благоразумия и способностей самих содержательниц пансиона. В других пансионах бывает таким образом, что прежде фортепьяно, потом французский язык, а там уже хозяйственная часть. А иногда бывает и так, что прежде хозяйственная часть, то есть вязание сюрпризов, потом французский язык, а там уже фортепьяно. Разные бывают методы…» 145 145 Гоголь Н. В. Мертвые души. Собрание сочинений. В 6-ти тт. Т. 5. М., 1959. С. 27.

В государственных и открытых на базе учебных заведений пансионах ситуация была другая. Находившиеся под контролем правительства, следовавшие государственной программе, они в своем развитии во многом проходили те же стадии, что и гимназии. Проблемы, возникавшие в них, были традиционны для государственных школ и связаны с финансированием, психологическими трудностями проживания детей в отрыве от семьи и родителей, с кадровым обеспечением. Они представляли собой общеобразовательные учебные заведения, нередко носившие привилегированный характер. Ярким примером подобного учебного заведения является Благородный пансион при Московском университете. Открытый в 1770-е гг. при университетской гимназии, он с 1783 г. стал самостоятельным заведением для обучения дворянских детей.

Срок обучения составлял шесть лет. Программа была широкой и разнообразной. Изучались юридические и естественные науки, статистика, философия, иностранные языки, музыка, танцы, верховая езда, фехтование. Особенное внимание уделялось нравственному воспитанию дворянских детей, для чего давалось «основательное познание христианского закона для вхождения в юные сердца страха Божия, яко начал истинныя премудрости». Набор предметов для учащихся подбирался индивидуально, «соответственно его способностям, знаниям и желанию родителей» 146 146 Очерки русской культуры XVIII в. Т. 2. С. 277. . Пансион был тесно связан с университетом, что выражалось в самых разных формах, от преподавания отдельных предметов профессорами университета до участия воспитанников в различных университетских мероприятиях. Безусловно, подобное содружество сказывалось на образовательном уровне этого учебного заведения, который считался очень высоким. При этом учеба в пансионе совершенно необязательно подразумевала продолжение обучения в университете, она имела законченный самостоятельный общеобразовательный характер. Выпускники его поступали на государственную службу и имели право претендовать на 14, 12 и 10-й классы по чинопроизводству. По образовательному уровню его нередко ставили в один ряд с лицеем, который по сути приравнивался к высшему учебному заведению.

Программа пансиона постоянно расширялась и была выше уровнем, чем в гимназии. Учившийся в нем в конце 1820-х гг. Д. А. Милютин отмечал, что «заведение это пользовалось в то время прекрасной репутацией и особыми преимуществами». Помимо традиционных предметов в пансионе изучали и некоторые части высшей математики, естественную историю, римское право, русские государственные и гражданские законы, римские древности, эстетику, читался даже курс «военных наук». Из древних языков изучали латинский, а позже при министре Уварове ввели и греческий. Однако самым сильным местом в программе Благородного пансиона была русская словесность. Неслучайно среди его выпускников имена великих русских поэтов В. А. Жуковского, А. С. Грибоедова, М. Ю. Лермонтова. М. А. Дмитриев, учащийся пансиона в 1811–1812 гг., отмечал, что самой сильной стороной их обучения было «литературное образование, которое более всех других способствует не к специальным знаниям, а к общей образованности, которая, соответствуя потребности тогдашнего просвещенного общества, была действительно нужнее положительных знаний» 147 147 Дмитриев М. А. Указ. соч. С. 65. .

Ту же особенность отмечал и Милютин: «Преобладающей стороной наших учебных занятий была русская словесность. Московский университетский пансион сохранил с прежних времен направление, так сказать, литературное. Начальство поощряло занятия воспитанников сочинениями и переводами вне обязательных классных работ». Воспитанники пансиона, по его словам, очень много читали, устраивали литературные диспуты, составляли рукописные альманахи, ежемесячные журналы. Сам Милютин, например, был редактором рукописного журнала «Улей», в котором были помещены некоторые из первых стихотворений Лермонтова. Частью широкого литературного образования были и театральные представления, которые регулярно устраивали в пансионе. «Все эти внеклассные занятия, – замечает Милютин, – конечно, отнимали много времени от уроков, зато чрезвычайно способствовали общему умственному развитию, любви к науке, литературе, чтению; а такой результат едва ли даже не плодотворнее одного формального школьного заучивания учебников…» Восхищаясь системой образования в пансионе, Милютин не забывает мимоходом отметить и недостатки более поздней эпохи: «Тогда учащееся юношество вообще не подвергалось мономании “классицизма”, не притуплялось пыткой греческой и латинской грамматики; тогда не было “вопроса о школьном переутомлении!”» 148 148 Милютин Д. А. Указ. соч. С. 94.

Не менее важна была особая атмосфера, которую удалось создать в Благородном пансионе. Выпускники его становились товарищами на всю жизнь, сохраняя чувство благодарности к воспитавшему их учебному заведению. Знакомый Милютина, также учившийся в пансионе, писал ему после выпуска в одном из писем: «Оно священно для меня во многих отношениях, я обязан ему всем моим образованием; ничто не может в жизни заменить те незабвенные минуты, которые доставлял мне пансион, – и вот почему каждый из наших сотоварищей столь же дорог для меня, как ближайший родственник…» 149 149 Там же. С. 103.

Воспоминания о быте пансиона оставил М. А. Дмитриев. Записки его вообще выдают человека, неудовлетворенного жизнью, они полны желчи даже по отношению к самым близким людям. Его воспоминания о жизни в пансионе достаточно противоречивы. С одной стороны, он пишет о прекрасно составленной широкой гуманитарной программе, о гибкой системе обучения. Каждый ученик имел свой индивидуальный план обучения и по каждому курсу переходил из класса в класс, т. е. мог уйти вперед по одним и отстать по другим предметам. «Нынче требуется, чтобы ученик шел во всех предметах равно, – сетует он, – что решительно невозможно. <���…> Но как вы хотите этого равенства? Есть головы, способные к языкам или к словесным наукам и не способные к математике… За что же угнетать способности, данные природою, и не давать им дальнейшего ходу из того только, что ученик отстал в предметах другого рода?» 150 150 Дмитриев М. А. Указ. соч. С. 64.