Валентина Никитина - ОТ ПЕЧАЛИ ДО РАДОСТИ

Надо отметить нижегородский говор, теперешнее поколение почти не окает, в отличие от старшего, не употребляют в разговоре тех слов, которыми богата речь старожилов. Отец Никифор, служивший старостой в сельской церкви, только рукой махнул:

–Щас, Бог не заступник, вона и на церкви опала пошла, скоро бают, все церкви закроют, кабы и нас, грешных, не прихватило, да в разные стороны не раскидало. Мать заголосила сильнее:

–Это кто-ж дасть церкви тронуть-

–Да щас, в каждой деревне свои порядки, дай волю с ноготок, а возьмуть по весь локоток, – крестясь, ответил отец.

Василий посмотрел на Алексея и сказал:

–Ну вот что, надо думать, как дальше жить, здесь добра не будет, давай Леха, во Владимир подадимся, а там и в Москву можно. Надо и Семку определять, нечего тут ему делать, нечего тут и ждать, а там вроде коммуны хотят организовать для ребят, учить их будут, а как власть повернет неизвестно, вона еще с белыми воюють. А ты Тятя, в церковь пока не ходь, от старосты откажись. На церкви накинутся, там и за тобой придут, так что затаись-

–Ой горе, горюшко нам – а как это Бога забыть, это грех какой – голосила мать, –Да куды из дома ехать? Алешку Наталья три года ждала с войны, ни с кем не гуляла, сколько охотников к ней набивались, а они с детства женихались, вона как обрадовалась на празднике, когда его увидала-

–Какая Натаха, мать? То детство закончилось давно, и кто ее отдаст за нас, они как были «графские», так и остались. И тятя у нее стал первый прихвостень у Корня, вона как себя проявил.

Алексей тяжело молчал.

–Чего молчишь, братка? Аль не согласен?

–Мы родились здесь, Васятка, здесь на погосте и упокоиться должны, благо земля наша не чужая нам, чего по свету шастать, думашь там лучше найдешь? Никуды я не пойду отсель. А графские и гудовские примириться должны, хватить ужо воевать. Господь даст – будет и у нас праздник

–Где ж твой праздник, когда за Корнеем все «графские» стали, потому и расправились со Спириными, а назавтра может и до нас дойдут, видел, как они на тебя свои зенки выпятили. Что изменилось то? кто раньше верховодил, тот и сейчас наверху сидит, на кого батрачили, на тех же и батрачить будут, -Не унимался Василий. И обращаясь к отцу спросил:

–Тять, ты в лес завтра не поедешь, лошадь нужна тее?

–А тебе по што Вась?

–Да в район поеду в Совдеп, там бают, Михайло заправляет.Братка, ты со мной?

–Это какой же Михайло? – спросил отец.

–Да Мишка, Якова Царева, сын. Он же в прошлом годе Настасью в жены взял, сеструху Спириных. Авось за нас и заступится после того.

На том и порешили. Надо сказать, что ночью над округой прошел такой ураган, какой и не видывали никогда старожилы. То ли рассердилось небо от такого зверства, устроенного людьми, то ли Бог прогневался, но валил с ног ветер Вековые деревья, срывал крыши с дворов. Страшный переполох и в селе, и в монастыре вызвала эта буря с ливнем и надолго запомнилась.

Глядя на истерзанную этой стихией плотину пруда и поваленную монастырскую стену, взрослые испуганно крестились и с ужасом ожидали новых проявлений гнева Господнего на людей за великие их грехи. Некоторые упрямо думали и спрашивали:

–А может и впрямь был тот внезапно налетевший, невиданный ураган последним предвестником других неисчислимых потрясений, которые разразятся в России всего лишь через полтора года после него. А отголоски будут продолжаться еще несколько десятилетий.

Семка проснулся от страшного гула и грохота. Ему казалось, что дуб сильно кто—то раскачивает изнутри. А маленький кусочек неба, видимый над головой, вспыхивает ярким огнем и становится светло, как днем. От страха он весь задрожал.

Уцепившись за толстые стенки дуба, он молился Богу за все свои грехи, которые были и не были в его детской душе. Ему казалось, что ужасный ливень никогда не кончится, а всполохи молний непременно ударят в дуб и разрушат его. И как будто услышав его мысли, страшный треск раздался прямо над головой, а кто-то очень большой и сильный, словно ножом отрезал часть дерева от основного ствола, так что одной стены дупла не стало.

Семка закричал, но в этот момент его ноги провалились вниз, а ураган, сделав свое страшное дело, стал утихать. Теперь его убежище стало еще просторнее и уходило куда-то в сторону.

Немного успокоившись, он увидел небольшую пещеру, одна стена у которой только что обсыпалась. Осмотревшись, он заметил, как в обвалившейся стене, в глубине песка и глины что-то торчит. Он руками стал

отбрасывать еще мягкую землю, и поднатужившись, выдернул из земли необычный предмет. Это был тяжелый турецкий кинжал с загнутым клинком.

Клинок был украшен золотой или серебряной насечкой с рисунками и надписями. Рукоятка украшена каменьями – кораллами и мелкой бирюзой, расположенными в определенном порядке, образуя геометрический орнамент. Ножны представляли собой металлический футляр с вложенными в него двумя деревянными дощечками, которые были также украшены

каменьями и заканчивались небольшим металлическим шариком. Семен никогда не видел ничего подобного и не знал что это за оружие, но задыхаясь от привалившего счастья понял, что это большое богатство. Он тотчас вспомнил легенду о пугачевских разбойниках:

–Может это часть того клада, или награбленное богатство Суюля?

Фантазии тотчас нарисовали ему, сколько денег можно отхватить за это оружие, и как они заживут богато и счастливо с мамкой, тятей и братьями. Захлебываясь от неописуемого восторга, он даже забыл, что почти два дня ничего не ел.

Картошку, которую дала ему мать, он съел еще вчера вечером, когда сбежал из дома. Но сейчас голодный желудок давал знать о себе нестерпимыми болями. Он огляделся вокруг, в надежде найти какой-нибудь корешок или старый желудь, чтобы засунуть его в рот. И вдруг, увидел под ногами небольшой бархатный мешочек, похожий на кисет, скорее это и был кисет, внутри осталась мелкая пыль то ли от табака, то ли еще чего-то, но рука вдруг нащупала внутри что-то острое. Вытащив из мешка руку, он увидел брошку, небольшую, но очень красивую, каждый листик которой, был украшен зелеными камешками. От неожиданности, он даже сел.

В его голове роем проносились мысли, одна за другой, никак не давая сосредоточиться, как ему теперь быть. Он очистил кисет от земли и стал думать:

–Как же теперь попасть домой, чтобы показать все братьям, незаметно пронести кинжал, чтобы, не дай бог, кто увидел, – думал он.

Поразмыслив, он решил, что закопает кинжал, а брошь заберет с собой для матери, а потом, дождавшись темноты, огородами проберется домой.

Не знал он тогда, что мать никогда бы не посмела не то что надеть, а показать кому—то эту вещь, а его находка вместо счастья принесет много бед и несчастий многим людям на протяжении долгих десятилетий.