Николай Шахмагонов - Жизнь и смерть Андрея Боголюбского. Государи, сражённые на посту

Исходя из сказанного философом, можно предположить, что и мы в начале XXI века видим дальше и зорче тех, кто жил в XX веке.

А на причину этого указал нам И.Л. Солоневич: «Русская историография за отдельными и почти единичными исключениями есть результат наблюдения русских исторических процессов с нерусской точки зрения».

Вам нужны примеры? Пожалуйста, будут и примеры.

Начнём с глубокой древности. Выдающийся исследователь русской старины, переводчик «Влесовой книги» Сергей Парамонов в книге «Откуда ты, Русь?», которую он издал под псевдонимом Сергей Лесной, указывал:

«Нашу историю писали немцы, которые даже вообще не знали или плохо знали русский язык. А за ними, как за непререкаемыми авторитетами, пошло и пошло…» (Сергей Лесной. «Откуда ты, Русь?», Ростов-на-Дону, «Донское слово», 1995, с.12 – 13). В справедливости этого заявления мы убедимся при рассмотрении и фактов из далекого прошлого, которые были искажены «немцами».

Норманнская теория могла возникнуть только благодаря погромам, учинённым византийскими эмиссарами на Русской Земле и уничтожению многих документов о великом многовековом прошлом Русского народа. Враги России воспользовались этим, когда пришло время создавать труды по истории России. Академик Борис Александрович Рыбаков указывал: «Во времена бироновщины, когда отстаивать Русские начала в чём бы то ни было оказалось очень трудно, в Петербурге, в среде приглашённых из немецких княжеств «учёных», родилась идея заимствования государственности славянами у северогерманских племён. Славяне IХ – Х веков были признаны «живущими звериньским образом» (выдумка норманистов), а строителями и создателями государства были объявлены северные разбойничьи отряды варягов-норманнов, нанимавшихся на службу к разным властителям и державших в страхе Северную Европу.

Так под пером Зигфрида Байера, Герарда Миллера и Августа Шлецера родилась идея норманизма, которую часто называют норманистской теорией, хотя вся сумма норманнских высказываний за два столетия не даёт права на наименование норманизма не только теорией, но даже гипотезой, так как здесь нет ни анализа источников, ни обзора всех известных фактов. Норманизм, как объяснение происхождения Русской Государственности возник на основе довольно беззастенчивой априорности, предвзятости, пользовавшейся отдельными, вырванными из исторического контекста фактами и «забывавшей» обо всём противоречащем априорной идее».

Проще говоря, никаких документальных и сколь либо объективных подтверждений норманнской теории не существует вовсе. Почему же она столь «прижилась» в среде так называемых исследователей прошлого? И на этот вопрос мы находим аргументированный ответ в трудах академика Б.А. Рыбакова: «Более ста лет тому назад вышло монументальное исследование С. Гедеонова «Варяги и Русь», показавшее полную несостоятельность норманнской «теории», но норманизм продолжал существовать и процветать при попустительстве склонной к самобичеванию русской интеллигенции».

Интересно, что вся эта прозападная шушера (интеллект-аgенция или интеллектуальная агентура) со времени своего возникновения открыла непримиримую борьбу с исторической правдой. Недаром же А. Гулевич метко заметил, что история России писалась её врагами. В результате этого получилось, что «русская историческая литература, – по определению Ивана Лукьяновича Солоневича, – является беспримерным во всей мировой литературе сооружением из самого невероятного, очевидного, документально доказуемого вранья. Если бы это было иначе, мы бы не имели беспримерной в истории революции».

Размышляя об истоках фальсификации истории вообще и норманизма, в частности, Сергей Лесной тщательно исследовал огромное количество источников, обратился и к тем, которые почитались за основу при написании научных трудов. Впрочем, всем известно, что любой первоисточник можно либо извратить умышленно, либо умышленно неправильно прочитать и сделать те выводы, которые необходимы заказчику.

В книге «Откуда ты, Русь? Крах норманнской теории» Сергей Лесной указал: «Историческая наука сделала огромную ошибку: она приписала германцам доминирующую роль в средней Европе ещё в первые века нашей эры. На деле же доминировали славяне. Позднейшие этапы германского движения на восток за счёт славян были перенесены без всяких оснований на более ранние эпохи. Отсюда происходит куча несуразностей…».

Вполне понятно, что все эти несуразности – плод болезненной фантазии тех, кто подделывал историю под определённый заказ и умышленно совершал ошибку, а она, эа «ошибка» началась с неправильного толкования труда Тацита «Германия»…

Сергей Лесной сделал вывод: «Тацит вложил совсем иное содержание в понятие «Германия», чем это делали и делают историки. «Германия» у Тацита не столько географическое или этническое понятие, сколько социологическое: к германцам он относит разные племена, обобщая их не по языку, а по образу жизни. Это видно из того, что он говорит в конце своего труда: «Я не знаю куда отнести певкинов, венедов и феннов: к Германии или Сарматии (затруднение и неопределённость у Тацита выражены совершенно определённо). «Певкины, которых иногда также называют бастарнами, по языку, общественным привычкам, образу жизни и устройству жилья похожи на германцев (но это не значит, что они германцы)». Это грязный и неопрятный народ. Черты их знати имеют кое-что от сарматского уродства из-за смешанных браков. «Венеды широко заимствовали из сарматского образа жизни: их грабительские набеги распространяются на все лесистые и гористые области между певкинами и феннами. Тем не менее, их следует считать за германцев, так как они имеют постоянные жилища, носят щиты и любят передвигаться быстро и пешком, во всех этих отношениях они отличаются от сарматов, которые живут в кибитках (передвижных домах) или передвигаются верхом. Фенны удивительно дики и ужасно бедны».

Из этого видно, что критерием «германства» для Тацита был главным образом способ жизни: оседлость, постройка постоянных домов, род оружия и так далее, но не язык.

Кроме того, он сам говорит, что германцев называют так по одному племени, но племён множество, и он их перечисляет; наконец это не их собственное имя, а имя, присвоенное им другими.

Здесь мы встречаемся с очень частым явлением, когда по мере роста знания имя некой области делается всё шире и шире. Так, например, перед покорением Сибири Сибирью называлась только область между Уралом и Обью, затем граница была отодвинута до Енисея, потом по мере распространения русских все земли к востоку до Тихого океана стали называться Сибирью. Общего географического понятия тогда на месте не существовало, оно было расширено постепенно русскими из одного небольшого частного до огромного общего, а затем воспринято и другими культурными народами. То же было и с понятием «Германия». Какое-то племя и область, занимаемая им к востоку от Рейна, была названа Германией. По мере движения на восток от Рейна и знакомства с этой областью и другие земли далее к востоку тоже стали называться Германией, а племена, их населяющие, германцами.