Борис Синюков - Так откуда у нас взялись варяги?

Дополнительные доказательства моей теории

Так откуда у нас взялись варяги?

Норманнская теория немецкого теоретика русской истории Миллера считается признанной, особенно русской властью. Отчего и в школе нас учат именно по ней. Про то, как именно нашел Петр I в Кенигсбергской библиотеке «радзивилловскую» летопись нашего историка Нестора я уже писал не один раз. Здесь же только заявляю, что это невообразимая чушь, вранье и подделка. Для этой статьи — это голые слова, хотя они и доказаны в соответствующем месте. Для этой статьи у меня есть новые доказательства, ранее не представлявшиеся.

Начнем с того, что норманн — это северный человек, и только. Не обязательно со Скандинавии, хотя на Западе и считается, что это именно так. Дескать, норманны завоевали не только французскую Нормандию, но и Сицилию. Пусть так, я здесь с этим спорить не буду, хотя в своей книге и посмеялся вдоволь над этой небылицей. И вспомнил здесь об этом лишь потому, что на Руси норманнов дескать называли варягами, которых дескать финно–угорские (русские) лесные дикари позвали «володеть» собою. Как будто в истории есть хотя бы один подобный пример.

Я–то давно знаю, что варяги пришли владеть нами совсем с другой стороны, с юга, и поэтому мне очень смешно, когда я читаю, что — с севера, из Скандинавии. Особенно смешно потому, что ни один народ в достоверной истории не звал иностранцев владеть собою. И потому, что у историков, я думаю специально, вышло — с противоположной стороны, чтоб было как в идиотской загадке о зеленой селедке, висящей в гостиной, и все это, «чтоб труднее отгадать». Я это неоднократно доказал в других своих работах. Теперь то же самое буду доказывать другим методом.

Известно, что любой язык меняется каждые пятьдесят лет до неузнаваемости, но это не касается корней слов. Это примерно как в моде на одежду: штаны остаются штанами, платье — платьем, но вот детали на них — как галька на пляже: нет двух одинаковых. Поэтому исследовать корни слов в сочетании с «гальками» — одно удовольствие, но и не только: познавательность важнее.

В русском языке гласные «а» и «о» в корнях слов менялись местами чуть ли не каждый день, пока ушлые грамматики не утвердили их в законодательном порядке строго для каждого слова, причем сделали это без какого–либо исследования, а просто «по своему вкусу». Примерно как анекдотический старшина роты с «коридором образования», сказавший своему подчиненному солдату–десятикласснику: «Пока я здесь старшина, ложка будет называться ляминивой».

Итак, начнем со слов: вор — ворон — город Воронеж, рек — Ворона, Воря и Ворскла. Во всех этих словах один и тот же корень. Но, откуда он взялся, пока — тайна. Хотя, если жить в деревне, то нельзя не знать, что вороны живут всегда вблизи жилья и воруют цыплят. И вообще все воруют, что плохо лежит. Я бы даже заметил еще одну особенность этой птицы. Она всегда делает вид, что не видит ни вас, ни то, что хочет украсть, смотря искоса. Но, об этом надо спросить орнитологов, они подтвердят. То есть, я хочу сказать, что птица эта примерно как шпик в сером костюме, которого все узнают с первого взгляда, но делают вид, что не узнают. И он сам делает вид, что такой же зевака, как вы сами: совершенно бесцельно тут болтается. Поэтому вор и ворон недаром имеют один и тот же корень. Вопрос только в том, кто первый этот корень получил? Оба разом, наверное: «ворон крови ждет (зырит.», «ворон — к покойнику».

Возьмем у В. Даля слово «ворано», то есть архаическое — очень рано. И я вас сразу же спрошу: когда самый крепкий сон? Именно в это время, перед рассветом, на исходе ночи. А разве плохо в это время воровать? Вот и получилось это слово. Но, так как народ, особенно малограмотный, страшно не любит длинных слов типа ромбододекаэдра, то ворано (воровское время) и стало просто рано.

Но вор обозначало в старину не только человека, совершающего простое воровство, тайное хищение. Воровство есть кража, и воровство есть — мошенничество, даже древний закон различал их оттенки согласно В. Далю. Например, воровской лист — возмутительное объявление, призывающее к возмущению. Ворами же называли мятежников, например, Пугачев — вор в официальных документах, хотя он ничего не воровал в первом понятии этого слова. Другими словами вор расширяется, а может быть, и является первоначальным смыслом слова вор, то есть открытого воровства, именуемого сейчас разбоем.

Особенно хорошо эту двойственность понятия слова вор видно на примере слова ворковать. В. Даль это довольно хорошо толкует: «ворковать о голубях, нежничать вкрадчиво, льстиво. А также в смысле ворчать (южное), изъявлять неудовольствие бормотанием». Но, бормотание, по–моему, это не совсем то, что мы сегодня под бормотанием понимаем (сквозь зубы, неотчетливо ругаться). За такое бормотанье в ранних веках можно было понимать иностранную, непонятную речь, обращенную говорящим не к собеседнику, а к самому себе. Например, когда казаки–разбойники ловят по лесам «чудную» чудь, «не знающую оружия». Для таких обстоятельств весьма подходит слово «ворваться». Объяснять его не буду, вспомните, как в газетах пишут: «ворвались люди в черных масках с автоматами наперевес». Главное не забудьте про корень «вор».

Наоборот, слово воробей — почти домашняя (domestica) птица в отличие от ворона–разбойника занимается хоть и наглым воровством, но без разбоя, убегом, вернее, улетом: «повадился вор–воробей в конопельку». И почти с нежностью: «старого воробья на мякине не проведешь». Но, мне все–таки надо приблизиться к казакам–разбойникам.

Вот, например, пословица: «лучше воровать, чем торговать». Или: «кто чем торгует, тот тем и ворует». Заметьте, ведь не сказано же: лучше воровать, чем добывать, то есть производить. В те далекие времена торговля была почти то же самое, что ныне работа программиста или банковского служащего — редкая профессия. Ибо люди жили натуральным хозяйством и торговля для них была таким же редким событием как, например, празднование 300–летия Петербурга. А я доказал в других своих работах, что торговля, осуществляемая торговым племенем всегда соседствовала с разбоем этого же торгового племени. Поэтому вполне согласуется с логикой, что пословица нам попала от хазар. Тем более что вторая пословица прямо это подтверждает.

В других своих работах я довольно четко разъяснил, что такое древнейшая игра в казаков–разбой­ников. А вот еще одна столь же древняя игра — игра в ворона, при которой «мать» прикрывает «детей», а «ворон» их хватает. Я думаю, что сия игра не от цыплят произошла, а — от людской жизненной ситуации.

Или вот такие пословицы: «намерение соколье, а смелость воронья», «эта ворона нам не оборона», «вороне соколом не бывать». Проглядывает некая осторожность на грани подлости. Недаром старинный глагол «ворзыкать» — жадно и громко хлебать. Я бы сказал, по–воровски. Ибо слово «ворга» означает болотистую, кустарную лощину, по которой удобно пробираться тайно к месту совершения воровства во всех его выше изложенных смыслах.