Борис Филин - Каникулы разума. Колдовство, ведьмы, одержимость

5 Ссылка явно относится к Марку XVI., стр. 17 и 18.

Заявление злого духа не могло вызвать большего смятения и привело к результатам, которые требовали немедленных мер предосторожности. Каноник, как мудрый человек, вступил в контакт с правосудием и сообщил судьям о том, что происходило в монастыре 11 октября 1632 года. Грандье, готовый к любым неожиданностям, уже принял необходимые меры. Многие из магистратов принадлежали к новой религии и были благосклонны к нему, рассматривая его как тайного приверженца; они служили ему так, как он ожидал. В то же время он всячески использовал свои необыкновенные таланты для крючкотворства, подавал прошение за прошением, подвергал сомнению каждое высказывание экзорцистов и монахинь, угрожал их духовнику, жаловался, что его репутация была подорвана и требовал, чтобы монахини были заперты и изгнанию бесов был положен конец. Он достаточно хорошо знал, что о выполнении его требований не может быть и речи и что гражданское правосудие не имеет ничего общего с осуществлением религиозных функций. Но он хотел, если возможно, поставить экзорцистов в неловкое положение и противопоставить судей епископам или, во всяком случае, посеять среди них раздор и дать своим кальвинистам возможность возопить; ему это удалось.

Судьи разошлись в разные стороны. Остались только те, кто был к нему благосклонен; и Миньон вскоре удалился из монастыря. Возбуждение росло в общественном сознании, тысячи споров пронизывали город, и тысячи ссор происходили со всех сторон.

Однако это возбуждение и эти споры ничего не решали, и экзорцизм, который продолжался, не имел другого результата. Грандье торжествовал, а его друзья восхищались его умом, его ловкостью и громко заявляли, что его ни в чем нельзя обвинить, даже в отношении женщин, хотя они прекрасно знали, как далеко он зашел в этом деле. До сих пор суд не обращал на это никакого внимания, но шум, поднявшийся с первых дней октября 1632 года, достиг ушей королевы. Она запросила информацию, и аббат Мареско, один из ее капелланов, был послан изучить это дело и доложить ей. Он прибыл в Лудун 28 ноября и стал свидетелем происходящего. Никаких немедленных последствий не последовало, но вскоре произошел инцидент, который вызвал внезапное изменение положения дел.

Король решил разрушить замки и крепости, существовавшие в самом сердце королевства, и поручил господину де Лобардемону проследить за разрушением замка Лудуна. Он приехал и увидел, в каком смятении пребывал город, какая враждебность царила там, и какого рода человек был причиной этой суматохи. Жалобы тех, кто был жертвой разврата, гордыни или мести священника, трогали его, и ему казалось важным положить конец этому скандалу. По возвращении он сообщил королю и кардиналу-министру о фактах: Людовик XIII, естественно благочестивый и справедливый, осознал величие зла и счел своим долгом положить ему конец. Он назначил г-на де Лобардемона расследовать это дело без апелляции, приказав ему избрать в соседних странах самых честных и образованных судей. Комиссия датирована 30 ноября 1633 года.

И это потребовалось, чтобы привлечь к ответственности человека, поддержанного мятежной и предприимчивой партией, и так хорошо разбирающегося в деталях сутенерства: это искусство всегда позорно для любого человека, но особенно для священнослужителя. Король издал одновременно два указа об аресте и заключении в тюрьму Грандье и его сообщников. Вооруженный такими полномочиями, комиссар не побоялся атаковать человека, которому так часто удавалось уклоняться от судебного иска по какому-либо формальному вопросу, обернуть обвинения в свою пользу или затянуть разбирательство до такой степени, чтобы утомить своих противников и судей.

Кальвинисты, уже раздраженные разрушением замка, служившего им местом сбора во время восстаний, протестовали против этого нового трибунала, так как они видели, что он был единственным средством сделать бесполезными подлости их друга. Но они протестовали еще громче, когда комиссар арестовал обвиняемого, не дожидаясь объяснений, и забрал все его бумаги. Как будто не было хорошо известно, что в уголовных делах этот способ судопроизводства является обычным. В данном случае это было абсолютно необходимо. Ибо без этой предосторожности Грандье мог бы бежать и защищаться издалека, отвлекая внимание судей, у которых и так было много работы. Возможно, он даже поднял бы шум в городе, что потребовало бы насильственных мер. Приняв эти меры предосторожности, комиссар начал свое расследование и приступил к заслушиванию свидетелей 17 декабря 1633 года.

Теперь комиссар узнал, на что способны Грандье и его партия. Свидетели были так запуганы, что никто не хотел говорить, и потребовалась вся королевская власть, чтобы успокоить их. Поэтому он издал прокламацию, запрещающую запугивание свидетелей под угрозой судебного преследования; и так как епископ Пуатье поддержал решение короля, то оба священника, Жерве Мишен и Мартен Бульо, которые были вынуждены отказаться от своих показаний на предыдущем судебном процессе, подали прошение, в котором они заявили, что были соблазнены и принуждены несколькими авторитетными лицами отозвать свои показания, и теперь они подтвердили, что их первые показания были правдой. Были также заслушаны показания монахинь и мирян обоего пола, в том числе двух женщин, одна из которых призналась, что состояла в преступных отношениях с Грандье и что он предлагал сделать ее принцессой магов, в то время как вторая подтвердила показания первой 6.

Что касается монахинь, они утверждали, что Грандье входил в монастырь днем и ночью в течение четырех месяцев, и никто не знал, как он туда попал; что он, стоя на богослужении соблазнял их на непристойные поступки, как словом, так и делом; что их часто били невидимые сущности, присутствие которых они ощущали в монастыре и что врачи и хирурги легко обнаружили эти побои. Мать-настоятельница и семь или восемь других монахинь, столкнувшись с Грандье, опознали его, хотя это было установлено, что они никогда не видели его, кроме как с помощью магии, и никогда не имели ничего общего с его окружением. Одним словом, многие свидетели дали показания о ворожбе, прелюбодеяниях, кровосмешениях, святотатствах и других преступлениях, совершенным обвиняемым, в таких потаенных местах его церкви, как и ризница, во все дни и во все часы.

Вполне можно себе представить, что мать, братья и друзья обвиняемого не могли бросить его. Они обратились во все возможные инстанции. Подробности этих разбирательств были бы столь же утомительны, сколь и бесполезны, поскольку комиссар по самому назначению своей комиссии был поставлен выше всех этих медлительных процессов и поэтому отказывался или аннулировал все ходатайства в этом направлении. Затем он допросил обвиняемого относительно фактов и статей обвинения, а затем отправился в Париж, чтобы доложить суду о том, что он сделал.