Станислав Далецкий - Царь всея Руси

Продумав затею для знакомства с вдовой, Степан ободрился и занялся нехитрым своим хозяйствованием, главным из которых было сварить кашу пшенную на молоке, полкрынки которого остались на столе после ужина.

Он умылся из рукомойника, что висел на столбе возле крыльца, растопил печь, поставил на огонь чугунок с просом, который замочил водой еще с вечера и, дождавшись, когда пшено закипит в малой воде, залил его молоком, помешивая деревянной ложкой, чтобы каша не пригорела в чугунке.

У Степана было три чугунка для варева: малый, средний и большой, и эти чугунки являли большую ценность, поскольку не боялись сильного огня и не трескались – в отличие от глиняных.

Откушав каши, Степан вышел из избы и присел на крыльцо, ожидая, пока день вступит в полную силу, чтобы направиться к соседке Марье, исполняя задуманное знакомство, а в церковь он решил не ходить, помолившись на образа в своем доме, поскольку моленье в церкви займет едва ли не половину дня и тогда будет смешно ему идти к Марии и предлагать свою помощь в колке дров: любой знает, что дело надо затевать с утра, а не с полдня.

Степан отыскал в сарайке, что примыкал к дому, топор-колун с узким, но толстым лезвием, который намного облегчал колку чурбанов на поленья, поскольку толстое лезвие не застревало в чурбане и потому чурбаки не надо было взмахивать через плечо, чтобы ударом обухом топора по колоде раскалывать чурбаки на поленья – колун успешно разбивал чурбаки с первого, редко со второго сильного удара, которому способствовало и длинное топорище.

Подобными топорами на длинном топорище русичи одерживали победы и над псами-рыцарями с запада и над степняками – басурманами с востока, поскольку мечами пользовались лишь ратники, княжеские и боярские, ибо владение мечом требует обучения, а владением тяжелым топором русский крестьянин обучался с детства при колке дров.

Подпоясав зипун красным кушаком, Степан засунул топор за кушак и направился на соседнюю улицу к избе Марьи-вдовы.

На подходе к избе вдовы, Степан увидел Марью, что возвращалась от реки с полными ведрами воды на коромысле.

– Говорят, что это хорошая примета – встретить девушку, идущую навстречу с полными ведрами воды, – приветливо сказал Степан, учтиво поклонившись Марии.

– Дай вам Бог удачи на добром слове, – ответила Мария, – только какая же я девица: я есть вдовица одинокая, что и вам, Степан Иванович, хорошо известно, – ласково ответила Мария на приветствие писаря.

– Откуда же вам известно, что я есть Степан Иванович? – удивился Степан.

– Так кто же здесь в Зареченской слободе не знает царского писаря Степана Ивановича Кобылу? – пояснила Мария. – Если вы с соседями не якшаетесь – это не значит, что и соседи вас не знают. А сейчас, если не трудно, отворите мне калитку моего двора, чтобы не ставить ведра на землю – калитка у меня тугая, петли заржавели, поскольку мужика у меня убили в Ливонии на войне, а больше мужчин в доме нет и помочь бедной вдове некому.

Степан поспешил открыть калитку перед Марией, зашел следом за ней во двор и, дождавшись пока вдова поставит ведра с водой на крыльцо, сказал: – Можете верить, Мария, а можете не верить, но я как раз сегодня собрался вам в помощь поколоть дрова – вот и топор с собой захватил.

Мария удивленно вскинула голову, выпрямилась и лишь сейчас Степан разглядел ее внимательно и в упор. Вдова была хорошо сложенной девицей, лет немного за двадцать. Недолгое замужество и нерожденные дети не позволили ей обабиться и Мария выглядела скорее молодайкой, чем вдовой женщиной. Серые с голубизной глаза Марии смотрели на Степана с интересом, русые волосы были упрятаны платком, повязанным на татарский манер вокруг головы, а миловидное лицо с яркими припухлыми губами напоминало лики девы Марии с икон в церквах собора Покрова.

Мария, в свою очередь тоже внимательно всмотрелась в Степана, но опомнилась и смущенно опустив глаза долу, сказала: – Что же пришли помогать бедной вдове, так помогайте, не мешкайте, чтобы управиться до вечернего звона колокола в храме Покрова, а я тем временем трапезу сготовлю вам, Степан Иванович, за помощь.

Степан скинул зипун, поплевал на руки, взял топор и начал, не спеша, но споро, раскалывать чурбан за чурбаном, отбрасывая готовые поленья в сторону.

Мария недолго полюбовалась мужской работой и, прихватив несколько поленьев, ушла в избу готовить трапезу, как обещала.

Степан работал без отдыха, и когда солнце стало катиться к западу, закончил колку дров, накидав большую кучу поленьев. Мария несколько раз выходила из избы посмотреть на мужскую работу и раза три приносила Степану ковш с холодным квасом, который мужчина молча выпивал, лишь на минуту прекращая свою работу. Разбив последний чурбан, Степан воткнул топор в колоду и облегченно вздохнул, закончив тяжелую работу.

Мария тотчас вышла из избы с рушником, сказав ласковые слова: – Вот, Степан Иванович, умойтесь после работы и вытритесь рушником, а я сейчас вынесу во двор стол и накрою трапезу, чтобы соседи не заподозрили всякое в том, что я кормлю чужого мужчину в доме – во дворе обычно кормят наемных работников: пусть и соседи думают, что вы пришли по найму, а не в помощь мне.

Бедную вдову нетрудно ославить в прелюбодеянии, вот и приходится остерегаться. Вот если бы вы, Степан Иванович, посватались ко мне и объявили об этом в слободе – тогда другое дело: тогда можно было бы нам вместе потрапезничать в избе, не опасаясь людских пересудов.

– Так, выходи, Мария, за меня замуж, если я, старый хрыч, тебе гож, – ответил Степан на слова Марии.

Вдова замерла от этих слов, а потом тихо ответила: – Нельзя смеяться надо мной, даже если и оказали мне помощь.

– Вовсе и не смеюсь я: выходи за меня замуж, Мария! Я давно к тебе приглядываюсь, да и ты, видно, много обо мне знаешь. Только я старше тебя чуть не в двое, потому и не решался на знакомство и сватовство, чтобы не быть посмешищем в глазах людей.

– Бог с вами, Степан Иванович! Какой же вы старый! Вон как с дровами управились – так и молодому отроку не сладить, – воскликнула радостно Мария, – если вы серьезно предлагаете мне замуж, то я согласная.

От неожиданного согласия вдовы на замужество, Степан даже поперхнулся, а откашлявшись, накинул рушник на Марию и притянул ее к себе, словно при венчании. Мария осторожно прижалась к мужской груди и замерла в успокоении чувств, целый год мучивших ее отсутствием мужской ласки и опоры.

Так, нечаянно, рассчитывая лишь на знакомство с Марией, царский писарь Степан Кобыла получил согласие вдовы на свое сватовство к ней.

Не отлагая дело вдаль, после наступления 7090 года, на рождество Богородицы, Степан и Мария обвенчались в ближайшей церкви и Мария перебралась из своей избы в дом Степана полноправной хозяйкой. Свадьбу они отметили скромно, пригласив лишь ближних соседей и знакомых, среди которых был подьячий Тимофей.