Станислав Далецкий - Царь всея Руси

Нраву Мария оказалась спокойного, Степану в делах не перечила, а домашнее хозяйство вела умело. Степан не мог нарадоваться молодою хозяйкой и даже посвящал Марию в свои замыслы, открывшись, что было у него намерение описать жизнь на Руси при царствовании царя Иоанна, прозванного в народе Грозным.

– Хотел я, Мария, описать жизнь нашу и деяния царя Иоанна, пока был бобылем, но теперь, при милой женушке, я этим делом заниматься не буду – теперь забот хватает, потом, Бог даст, детки пойдут, а мои писания только время у нас отнимают, – не раз говорил Степан жене.

Мария, как чуткая жена, поняла Степана, в его увлечении летописным делом, которое не состоялось по причине женитьбы, и однажды, прижавшись к Степану после жарких объятий на супружеском ложе, тихо сказала: – Степушка, родной мой, почему бы тебе не начать делать записи о нашей жизни в Московии, как ты хотел до сватовства.

Я думаю, что летописание не будет помехой в нашей жизни, но поможет тебе в писарской твоей работе в Посольском приказе. Ты сам говорил как-то, что чем больше пишешь, тем лучше получаются грамоты и если наловчиться, то дьяк и подьячие будут поручать тебе не только переписку чужих грамот, но и составление новых, и это будет повышение по службе и жалованье, что пойдет семье впрок. Так что, Степушка, берись за свою задумку смело, а хозяйство наше я и одна смогу вести – год вдовства меня научил справляться со всем. А если муж в почете, то и жене это в радость.

Степан, удивившись мудрости молодой жены, начал вновь интересоваться событиями минувших лет правления царя Иоанна и нынешним его делам, делая короткие записи в книге, что смастерил, переплетя листы бумаги от черновых записей царских грамот, ведя свои записи на обратной, чистой их стороне.

Подьячий Тимофей, застав однажды Степана за изготовлением книги, лишь усмехнулся, поняв задумку Степана, и присоветовал ему: – Ты, Степан, почитай-ка письмо царя Иоанна на пасквильное послание изменника – князя Курбского. Письмо царя поможет тебе понять его чувства и замыслы, что случились лет пятнадцать назад или более.

Степан, вняв совету подьячего, отыскал в запасниках списки с писем князя Курбского и царя Иоанна, и открыл этими списками свои записи о делах царя Иоанна, но перевернув эти записи с конца книги, оставив начало книги для памятных записок. Итак, получилась следующая запись в книге писаря Степана Кобылы.

ПЕРЕПИСКА ЦАРЯ ИОАННА И ИЗМЕННИКА КУРБСКОГО

Первое послание Курбского Ивану Грозному

«Грамота Курбского царю государю из Литвы Царю, богом препрославленному и среди православных всех светлее являвшемуся, ныне же – за грехи наши – ставшему супротивным (пусть разумеет разумеющий), совесть имеющему прокаженную, какой не встретишь и у народов безбожных. И более сказанного говорить обо всем по порядку запретил я языку моему, но, из-за притеснений тягчайших от власти твоей и от великого горя сердечного решусь сказать тебе, царь, хотя бы немногое.

Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, обвиняя невинных православных в изменах, и чародействе, и в ином непотребстве, и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким?

В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане – соратники твои? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не сдались ли тебе крепости немецкие, по мудрости их, им от бога дарованной? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими? Или ты, царь, мнишь, что бессмертен, и впал в невиданную ересь, словно не боишься предстать перед неподкупной судьей – надеждой христианской, богоначальным Иисусом, который придет вершить справедливый суд над вселенной и уж тем более не помилует гордых притеснителей и взыщет за все прегрешения власти их, как говорится: «Он есть Христос мой, восседающий на престоле херувимском одесную величайшего из высших, – судья между мной и тобой».

Какого только зла и каких говений от тебя не претерпел! И каких бед, и напастей на меня не обрушил! И каких грехов, и измен не возвел на меня! А всех причиненных, тобой различных бед по порядку не могу и исчислить, ибо множество их и горем еще объята душа моя. Но обо всем вместе скажу: до конца всего лишен был и из земли божьей тобою без вины изгнан. И воздал ты мне злой за добро мое и за любовь мою непримиримой ненавистью. И кровь моя, которую я, словно воду, проливал за тебя, обличает тебя перед богом моим. Бог читает в сердцах: я же в уме своем постоянно размышлял, и совесть моя была моим свидетелем, и искал, и в мыслях своих оглядывался на себя самого, и не понял, и не нашел, в чем же я перед тобой согрешил.

Полки твои водил, и выступал с ними, и никакого тебе бесчестия не принес, одни лишь победы пресветлые с помощью ангела господня одерживал для твоей же славы, и никогда полков твоих не обратил спиной к врагам, а напротив – преславно одолевал на похвалу тебе. И все это не один год и не два, а в течение многих лет трудился, и много пота продал, и много перенес, так что мало мог видеть родителей своих, и с женой своей не бывал, и вдали от отечества своего находился, в самых дальних крепостях твоих против врагов твоих сражался и страдал от телесных мук, которым господь мой Иисус Христос свидетель; а как часто ранен был варварами в различных битвах, и все тело мое покрыто ранами. Но тебе, царь, до всего этого и дела нет.

Хотел перечислить по порядку все ратные подвиги мои, которые совершил я во славу твою, но потому не называю их, что бог их еще лучше ведает. Он ведь, бог, за все это воздаст и не только за это, но и за чашу воды студеной. И еще, царь, говорю тебе при этом: уже не увидишь, думаю, лица моего до дня Страшного суда. И не надейся, что буду я молчать обо всем: до последнего дня жизни моей буду беспрестанно со слезами обличать тебя перед безначальной Троицей, в которую я верую, и призываю на помощь херувимского владыки мать, надежду мою и заступницу, владычицу богородицу, и всех святых, избранников божьих, и государя моего князя Федора Ростиславича.

Не думай, царь, и не помышляй в заблуждении своем, что мы уже погибли и истреблены тобою без вины, и заточены, и изгнаны несправедливо, и не радуйся этому, гордясь словно суетной победой: казненные тобой, у престола господня стоя, взывают об отмщении тебе, заточенные же и несправедливо изгнанные тобой из страны взываем день и ночь к богу, обличая тебя. Хвалишься ты в гордости своей в этой временной и скоро преходящей жизни, измышляя на людей христианских мучительнейшие казни, к тому же надругаясь над ангельским образом и попирая его, вместе со вторящими тебе льстецами и товарищами твоих пиров бесовских, единомышленниками твоими боярами, губящими душу твою и тело, которые детьми своими жертвуют, словно жрецы Крона. И обо всем этом здесь кончаю. А письмишко это, слезами омоченное, во гроб с собою прикажу положить, перед тем как идти с тобой на суд бога моего Иисуса. Аминь.