Василий Игнатьев - «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть III. Пермская духовная семинария начала XX века

Андриевский Тихон Петрович – сын священника Терской области. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1900 г. В 1900-1903 гг. наблюдатель церковно-приходских школ Северной Осетии; в 1903-1905 гг. настоятель Карсского собора и благочинный 1 округа; 30 января 1903 г. возведён в сан протоиерея; в 1903-1904 гг. председатель Карсского отделения Грузинского Епархиального Училищного Совета и наблюдатель церковно-приходских школ Карсской области; в 1904-1905 гг. окружной миссионер Карсской области; 27 ноября 1905 г. по прошению уволен за штат. С 14 июля 1906 г. преподаватель греческого языка в Пермской духовной семинарии; с 12 октября 1907 г. преподаватель логики, психологии, краткой истории и начальных оснований философии и дидактики в той же семинарии // «Пермские епархиальные ведомости». 1908. № 32 (11 ноября) (отдел официальный). С. 251.

В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора указан 1908 г. Т. П. Андриевский пришёл в Пермскую духовную семинарию летом 1906 г.

Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Для семинаристов, привыкших видеть своих преподавателей во фриках и сюртуках, как-то не привычно было видеть учителя в рясе, тем более, что вид у Т. П. выходил из ряда других носящих такую одежду: был он худой, «морной», как говорят в простонародье; лицо исхудалое, заострённый нос, впалые тусклые глаза; волосы прямые, без единого завитка. Он имел такой вид, в какой Эйзенштейн показал Ивана Грозного в момент коронации его в Успенском соборе, где в роли Ивана Грозного выступал Абрикосов. У него была какая-то крадущаяся походка и тихий голос. Он имел вид не то исхудалого по условиям жизни человека, не то – подвижника, подвергшегося себя самоизнурению» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 123 об.-124.

Автор упоминает советского режиссёра театра и кино Сергея Михайловича Эйзенштейна (1898-1948) и его фильм «Иван Грозный» (1944-1946), в котором А. Л. Абрикосов играл роль боярина Фёдора Колычёва, а роль Ивана Грозного играл Н. К. Черкасов.

Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Раньше в этой школе были отдельные учителя, не из состава семинарских педагогов, но на этот раз, по-видимому, в целях дополнительной нагрузки заведывание школой и преподавание в ней переданы были Т. П. Андриевскому, что, конечно, нужно признать очень целесообразным с точки зрения постановки в семинарии дидактики» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 123 об.

Из очерка «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «К этому времени [приезду в Пермь из Казани – ред.] им была уже написана повесть «Архиерей», в которой он изобразил своего героя в желанном для него виде человека простого, доступного, с демократическими манерами обращения. К чести Т. П. нужно сказать, что он никогда не кичился своим литературным творчеством и не афишировал себя писателем» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 126 об.

Кадило – металлический сосуд, в котором на горящих углях расплавляется ладан. Используется священнослужителями в наиболее торжественных случаях во время богослужений.

Автор имеет в виду молитвенный дом в д. Гарюшках около Перми, закрытый в 1939 г.

В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Т. П. любил показывать себя таким чудотворцем при каких-либо особенных случаях, когда ему предоставлялась возможность сильнее подействовать на психику его питомцев. Так, был однажды такой случай. Вечером в городе случился большой пожар, и группа семинаристов наблюдала его из тёмной, не освещённой комнаты. На стенах комнаты появлялись блики отражающегося пламени, и вся обстановка была напряжённой. В этот именно момент появился в комнате Т. П. в отражённом пламени и не преминул рассказывать о том, как он в аналогичных случаях смятения людей, подобных смятению при пожарах, силой своей воли усмирял людскую стихию и направлял по организованному руслу. Это был тонкий психологический расчёт повлиять на своих питомцев. Из истории известно, что в такой именно момент поп Сильвестр поразил воображение юного Ивана Грозного и навсегда оставил след в его душе от потрясшей его картины пожара, след нервного потрясения, на чём и основал своё влияние на него. Событие это невольно возникает в памяти в связи с тем, что только что сказано о Т. П.» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 132-132 об.

Автор представляет события Московского пожара, восстания горожан в 1547 г. и обличительную речь протопопа Сильвестра в адрес царя Ивана Грозного, которая была воспринята им благосклонно и сделала Сильвестра приближённым молодого царя.

Там же: «При своих ретроградных взглядах на политические события того времени, Т. П. иногда способен был возвыситься до независимых суждений и взглядов в области текущей гражданской жизни, что свидетельствовало о том, что он не лишён был способности реалистически мыслить, когда этого требовал здравый смысл. Так, когда в связи с распространением острых желудочных заболеваний в городе, издано было распоряжение с безоговорочным запрещением употреблять в пищу сырые овощи и фрукты, Т. П. подверг эту меру резкой критике, мотивируя своё суждение тем, что она, эта мера, обрекает население на ограничение употребления в пищу витаминозных предметов питания» // Там же. Л. 132 об.-133.

Высшие женские богословские трёхгодичные курсы в Казани действовали при Казанской духовной академии в 1910-1917 гг. Курсы готовили преподавательниц Закона Божия для светских учебных заведений.

В очерке «Тихон Петрович Андриевский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «…он отметил в этих словах тот факт, что семинарии в тот момент и намного уже раньше этого утратили своё прямое назначение быть кузницей для подготовки кадров священнослужителей. А. П. был, несомненно, человек умный, и в его словах мы находим в этот отношении глубокую правду. Сам А. П. потерпел полное фиаско именно на том, что он думал воспитать в своих учениках кадры священнослужителей, сам, не будучи таковым, а на опыте убедился, что они, его ученики, совсем не помышляют о священстве, а изыскивают всякие пути, чтобы только «не влезать в рясу». Обычно так и бывало, что если семинарию заканчивало, примерно, двадцать пять-тридцать человек, то «рясу надевало» пять-шесть человек, а остальные уходили «во страну далече». Кончившие семинарию уходили в те высшие учебные заведения, где для них открывали двери, хотя бы их допускали в эти учебные заведения на правах некоего компромисса, как это было, например, с Юрьевским и Варшавским университетами, куда семинаристы допускались по мотивам обрусения этих окраин Российской империи. Семинаристы направлялись в Томский университет на медицинский факультет, где создали себе славу наиболее ревностных студентов и как наиболее подходящие кадры для подготовки врачей. Славу эту и такую репутацию они создали у профессоров, которые сами во многих случаях в прошлом были семинаристами. Семинаристы наполняли ветеринарные институты, частично – историко-филологические институты. Лишь только в описываемое время открылись Коммерческие институты и Петербургский психоневрологический институт, они ринулись туда. Семинарская элита в количестве двух человек откомандировывалась в духовные академии, а некоторые из окончивших семинарию по своей инициативе направлялись тоже в академии. Часть окончивших «подавалась» в чиновники. Такой порядок распределения, вернее – самораспределения, окончивших семинарию приобрёл характер традиции и был, так сказать, исторически установившейся закономерностью. Такой же исторически установившейся закономерностью в семинарии было действие закона сжимаемости сурового фильтра, через который проходили обитатели этого воспитательного, а по терминологии А. П. Миролюбова – «питательного» учреждения. Конкретно действие этого фильтра выражалось в следующем. В семинарию ежегодно поступало примерно шестьдесят человек учеников, которые распределялись в два класса – по тридцати человек в каждом. Во втором классе их оставалось человек пятьдесят – по двадцати пяти человек в двух классах. Третий класс, а за ним и следующие были по одному, причём если в третьем классе было ещё многолюдно до тридцати пяти человек, то в пятом доходило до тридцати человек. Это было, так сказать, внутренней организационной закономерностью семинарии. …