Олег Филатов - Беседы с Цесаревичем

Так же и мои бабушка и дедушка были направлены в Поволжье, в Татарию, устанавливать советскую власть и налаживать сельское хозяйство. Они учитывали добрые местные традиции и обычаи, помогали татарам, но своими так и не стали. Село, «сложенное» из разношерстной кочующей публики, конечно, не назовешь единым коллективом. Управляться с хозяйством было очень трудно, а на бабушку даже было совершено покушение, но люди закрыли ее своими телами. Поэтому, когда вышел срок, Ефрем и Александра, как и многие другие, покинувшие в разное время и по разным причинам свои края, постарались вернуться назад. Некоторое время они жили в Москве и вскоре были направлены в Ленинград. Дедушка возглавлял строительную организацию, а бабушка – Василеостровский райком партии. Дедушка имел право на ношение оружия. Он не носил форму, но образ жизни у него был как у военных. С первых дней войны он ушел на фронт.

Я рассказывала о своих родственниках, а В. К. поделился своими наблюдениями о жизни в Оренбургской области, в немецко-голландском поселении.

Он говорил, что у жителей села Претория можно и нужно было учиться, а именно: при всем индивидуальном хозяйствовании каждого члена колхоза сама жизнь заставляла их усиливать начала коллективности, толкала к поддержке отдельной личности, но только своей национальности: чужаков не признавали и им не помогали.

В других, внешне благополучных колхозах на деле наблюдался рост безучастности, то есть человек понимает взаимосвязь своего и общего, но его мнения не спрашивают (вероятно, и нужды в том нет), и у него появляется убеждение, что он не в силах что-либо изменить. Он знает, видит, понимает, но не воздействует.

В. К. говорил: «У нас нет материального обеспечения своей свободы и независимости. Огромная масса крестьян и рабочих пришла в состояние неимущего пролетариата. Государственная власть очень сильна, у нее находятся все средства производства, и любое злоупотребление властью сразу сказывается на огромном числе людей».

Вот и сейчас, в конце 90-х, мы видим реорганизацию политической власти, но экономически страна совершенно не подготовлена. Государство сложило с себя обязанности попечения о нуждах личности. Все мы являлись служащими и не имели средств производства. Сейчас разрушено право коллективного пользования уже накопленными богатствами, то есть плодами совместного труда. Государство же не подготовило в должной

мере экономические права человека как личности (то есть право собственности).

В. К. говорил: «Русское государство и русский дух расплачиваются теперь за политические эксперименты тяжелой хронической болезнью. Не такую землю оставляли нам наши предки, благоустраивавшие свой край и завещавшие его нам».

До сих пор я вспоминаю наши беседы. Понятно, что мы разговаривали не только на социально-политические темы.

В. К. рассказывал о своей жизни и своих детях. Вот родился Олег, вот детей уже двое, трое, четверо. С чего начинать воспитание? Дочерьми больше занимается мать. А он, отец, учит сына прибивать доску, пилить дрова, затесать кол, вскопать грядку, править инструмент… Он учит сына не только словесно, а и находит для него настоящее дело.

У В. К. была простая и ясная цель – ЖИТЬ. Я внимательно слушала, как он разбирает житейский опыт других и критически соотносит его со своим.

Прошлое… Опыт предыдущих поколений… Жизнь отцов и матерей, дедушек и бабушек… Почему же мы так часто обращаем мысленные взоры назад? Что мы ищем там, в прошлой жизни?

Наверно, они тоже, делая свою жизнь, оглядывались туда, в глубины народной жизни. И так поколение за поколением. Теперь пришел и наш черед записать, понять, сохранить все то, что было нажито конкретными людьми.

Судьба В. К. имела свою особую историю, неповторимые подробности, и передавал он каждому члену семьи эти картины жизни по-своему. Каждый его рассказ таил в себе новый поворот жизни. Открывались новые и новые обстоятельства. Его рассказы не были точными повторами, а выявляли закономерность. Подробности только придавали событиям точность и объемность.

В сентябре 1984 года приехала в село Икряное моя мама, Энгелина Ефремовна, погостить у родственников. Здесь она впервые услышала о том, что после расстрела царской семьи остался жить один мальчик, коим он и является. Эту трагедию он пережил в юности, и долгие годы удерживал, сохранял в себе обжигающую правду о пережитом.

Мама удивлялась, глядя на этого внешне неказистого человека: откуда брались у него силы, откуда возникала стойкость, где истоки душевной крепости?

Много разговоров было у мамы и В. К. о войне. Ей было 13 лет, когда началась война. Очень быстро гитлеровские войска подошли к Ленинграду, и в городе начали организовываться госпитали. Моя бабушка работала в институте акушерства и гинекологии. В годы войны ей было поручено переоборудовать его в госпиталь (ЭЕ 1015), специализирующийся на черепно-мозговых и челюстных ранениях. Мама сначала работала там санитаркой, потом телефонисткой, а потом ее стали готовить на операционную медицинскую сестру. Она сопровождала санитарные машины, забирала с поля боя раненых, оказывала им первую помощь и доставляла их в госпиталь.

Мама рассказывала, как они выхаживали раненых и как сами чуть не умерли от дистрофии. Бабушка являлась комиссаром госпиталя и могла бы рассчитывать на хороший паек, но не пользовалась этим.

Василий Ксенофонтович рассказал, как он встречал эшелоны из Ленинграда и распределял эвакуированных граждан на квартиры. Люди были истощены до предела, но их рассказы внушали другим веру в победу.

Лидия Кузьминична также рассказала о своем военном прошлом. В связи с частыми переездами она долго не оформляла документы, что была в войну медсестрой. Это сделали мы с Олегом. В военкомате нас выслушали, сделали запросы в архивы, и справедливость восторжествовала. Моя мама помогла разобраться с документами, помогла составить заявление и отвела Лидию Кузьминичну к военному комиссару. Через несколько лет Олег обратился в военно-медицинский архив, где были найдены дополнительные документы, и Лидия Кузьминична получила дополнительную пенсию! Это было уже в 1997 году!

Старшему поколению есть что вспомнить. На их долю выпало много испытаний, но они не стали пессимистами, а, наоборот, радовались жизни.

Мама вместе с Лидией Кузьминичной вместе хозяйничали по дому, вместе бродили по Астрахани, рассматривали старинные постройки и Астраханский кремль. Через несколько дней мы с Олегом также посетили Астрахань, а две бабушки (Лида и Геля) в это время нянчились с внучкой Настенькой. Ей тогда было 8 месяцев. Олег рассказывал об истории края, мы гуляли, навещали его друзей. Дедушка тоже очень любил возиться с внучкой. Он брал ее на руки, но она ни минуты не сидела спокойно, вскакивала на ножки и начинала прыгать у него на коленях. Кисти рук у него были очень большими. От этого казалось, что тела у ребенка почти нет, а прыгают только ноги и голова. Если ребенок был чем-то расстроен, то дедушка пел песенки, частушки и хлопал в ладоши. Иногда он садился к пианино, и они вместе с Настей играли что-то невообразимое. Это ей нравилось. И вот уже бабушка Лида помогала этой крохе самой играть на пианино. Я сфотографировала их. Каждый день я набирала воду в детскую ванну и купала дочку, опуская ее в воду с головой. Брызги летели во все стороны, шумели листья вишни у нас над головой, а в саду смеялся дедушка, наблюдая за купанием. Вечером под этими же деревьями он устраивался на ночлег на кровати с пологом. Обычно ночи под открытым небом проходили спокойно, но иногда из-за пыльных бурь приходилось уходить в дом. По вечерам любили пить чай и разговаривать. Жизнь шла тихо и спокойно, но однажды в сад, а затем в дом забрался вор. Все были напуганы. Успокоил нас Василий Ксенофонтович словами: «Страшнее Ипатьевского подвала ничего не может быть, там расстреливали. Вор же случайный человек».