Анатолий Беляков - Ватник Солженицына

Позже я еще несколько раз путешествовал по Германии, и в двух гостиницах (на Боркуме и во Фрайбурге, то есть на юге и на севере) обнаружил в номерах книги для чтения, всего в двух – из десятка гостиниц! Но в обеих, наряду с Фредериком Форсайтом и Стивеном Кингом, были книги Солженицына! Это настоящий популярный писатель, на его тиражах в Европе выросло целое поколение! Люди могут не знать Толстого, Чехова, Достоевского и тем более – Пушкина, но Солженицына знают все – сотни миллионов!

А через Солженицына у них складывается впечатление о нашей стране и нашей истории. Плохое впечатление. Потому нас и боятся, и презирают, и все время пытаются каким-то гуманистическим ценностям обучить.

А.Б.

Мое знакомство с творчеством Солженицына тоже состоялось где-то в 1986 году. Я в десятом классе учился, и один мой школьный товарищ, сын зубного врача (почти что творческая интеллигенция), принес мне «Один день Ивана Денисовича», распечатанный на фотобумаге в карманном формате – чтобы проще его было под матрасом прятать. Тогда ходили легенды о том, как за такого Солженицына можно было 15 лет получить. И в хранении запрещенной литературы было что-то эротическое. У меня у самого адреналинчик подскочил, когда мне эту книжку вручали. Философ Гачев чуть позже напишет известный текст о сексуальной природе страха. Но, надо сказать, тогда и фотографии Сталина тоже были из разряда запрещенной литературы. У нас в районе их продавали глухонемые по рублю – как, к слову, и порнографические календарики. Верхом смелости было приладить такую фотографию под лобовое стекло машины – я имею в виду, как ты понимаешь, портрет генералиссимуса.

В «Иван Денисыче» я, надо сказать, не нашел ничего такого уж скандального и антисоветского (об «Архипелаге» я тогда знал только из бюллетеня «Аргументы и факты», который был в то время малотиражным пособием для лекторов). Но вот что у меня до сих пор, как гвоздь, в башке торчит – все эти « маслице-фуяслице », « смехуёчки » и прочие элементы лагерного фольклора, щедрой горстью рассыпанные по повести ее автором. Да и, собственно, фени там богато. Что ни говори, а насытил Александр Исаевич наш язык блатными словечками. Нам, россиянам XXI века, уже не требуется объяснять, что такое стукач, шестерка, понты, кантоваться, ссучиться …

Он сам всю жизнь кичился знанием уголовного арго и тюремными повадками. А среди широких народных масс это и вовсе в моду вошло. «Радио Шансон» до сих в каждом такси звучит.

О.М.

Осмысление истинной роли Солженицына и трезвая оценка его литературного таланта пришли не сразу. Тот же Бушин, тот же Войнович – непримиримые критики нашего «самовидца» – изначально были его большими поклонниками. А на Западе он и вовсе был «священной коровой», критиковать его считалось почти неприличным.

Между тем, после вручения Солженицыну Нобелевской премии интерес к его персоне подстегнуло появление его первых биографий. И биографии эти не проходили согласования у их главного действующего лица, а значит, содержали непричесанную правду. Многие факты из своей жизни Солженицын, конечно же, не хотел обнародовать. И потому разразился гневными филиппиками в адрес своих первых жизнеописателей Давида Бурга и Джорджа Фейфера – свою книгу «Солженицын» они выпустили еще в 1972 году. «Считаю беззастенчивым и безнравственным – писал он, – составлять биографию писателя при его жизни, но без его согласия. Такие действия ничем не отличаются от сыска, полицейского или частного» 6 6 Солженицын А.И. Бодался теленок с дубом // Новый мир. 1991. №12. С. 56. .

Ясное дело, хочется ведь предстать перед западной публикой гламурным и глянцевым, а они копаются в прошлом, выискивают интересненькое…

В общем, автор знаменитого «Письма к съезду писателей» сам захлопотал о вводе цензуры – ну, хотя бы в отношении публикаций о его неподсудной персоне. В качестве, так сказать, «пресс-релиза», «мурзилки» он предложил своим будущим биографам литературные воспоминания «Бодался теленок с дубом» и «Угодило зернышко промеж двух жерновов». Ну и в «Архипелаге», конечно, немало содержится мемуарных свидетельств.

А.Б.

Вообще, «Теленок», который увидел в свет уже за рубежом, в феврале 1975 года – это редкий по саморазоблачению документ. Человек, учивший «жить не по лжи», даже не скрывал, что обманывал и лицемерил перед теми, кто ему доверял и готов был искренне помогать. До чего отвратительны, например, его нападки на Твардовского, которого когда-то он сам называл своим литературным отцом, уничтожающие оценки прочих друзей и знакомых, в том числе, уважаемых писателей и даже диссидентов. Не удивительно, что мемуары Солженицына вызвали скандальный резонанс и привели к сокращению круга его поклонников и единомышленников.

Александр Исаевич с самодовольством приводит слова кого-то из своих московских приятелей, что в «Теленке» он оставил «своим будущим биографам выжженную землю » 7 7 Солженицын А.И. Угодило зернышко промеж двух жерновов // Новый мир. 1998. №9. С. 102. . Но важно иметь в виду и то, что все свои жизнеописания – и «Гулаг», и «Теленка», и «Зернышко» – Солженицын всю жизнь редактировал, создавая разные версии одних и тех же событий в зависимости от конъюнктуры. В этом смысле он являлся человеком с непредсказуемым прошлым. Он всегда тонко чувствовал, в каком амплуа в тот или иной момент лучше предстать перед аудиторией, что выпятить, а о чем умолчать.

Так что его главное произведение – не «Красное колесо», которое он, по его собственным уверениям, писал 55 лет (иные и не живут столько!), и не «Архипелаг Гулаг», сделавший ему имя на Западе, а сама его жизнь, которую он превратил в литературное произведение.

И эта книга ему удалась – в отличие от большинства его крупных текстов.

Впрочем, давай расскажем обо всем по порядку.

Что необходимо, чтобы стать великим? Природное тщеславие и вера в собственную исключительность.

Скромный человек просто постесняется претендовать на достойное место в истории. Ему даже с девушкой познакомиться трудно – стоит себе в сторонке, шапку мнет нерешительно, глазами моргает. Куда уж ему на Нобелевку рассчитывать или хотя бы на статью в Википедии!

Люди тщеславные, как правило, и цели ставят перед собой великие. И часто их достигают. Вспомните хоть Сальвадора Дали, хоть Наполеона. Да хотя бы Гюго, который все мечтал, что Париж будет когда-нибудь переименован в «Гюгополис», да так и не дождался. Но в памяти потомков все же остался, как и планировал – в качестве великого писателя.

Неизвестно, были ли у Солженицына подобные амбиции, может, он даже рассчитывал, что в его честь не то, что город – страну переименуют. Факт тот, что тщеславия у него было хоть отбавляй, а это уже первый шаг к успеху.