Вячеслав Навроцкий - Россия и движущие силы истории. Книга 2. Цивилизация психологической войны

Люди, для которых были невыносимы ограничения и запреты, накладываемые Церковью на интеллектуальную деятельность, существовали всегда. Это находило свое выражение в еретических движениях, с которыми Церковь более или менее успешно справлялась. Но во второй половине XV века, когда число образованных людей в ряде стран, прежде всего в итальянских государствах, превысило некий порог, начались изменения более серьезные. Современные апологеты идеологии либерализма оценивают эти изменения однозначно положительно. Карл Поппер, например, называет их «величайшей из всех моральных и духовных революций» и характеризует следующим образом:

«Это движение было стремлением огромного множества безвестных людей освободить себя и свой разум от власти авторитетов и предрассудков. Оно являлось попыткой построить открытое общество, отвергающее абсолютный авторитет традиционного и одновременно пытающееся установить и поддержать традиции – старые или новые, которые соответствовали бы стандартам свободы, гуманности и рационального критицизма. Это движение провозглашало нежелание сидеть сложа руки, переложив всю ответственность за управление миром на долю человеческих или сверхчеловеческих авторитетов, и выражало готовность взять на себя часть груза ответственности за те страдания, которых можно было бы избежать, стремясь в конечном итоге к тому, чтобы их вообще не было» (Поппер 2005, с. 18).

Нужно быть очень наивным человеком, чтобы принимать за «чистую монету» стандарты «свободы, гуманности и рационального критицизма». Под вывеской этих гуманистических идеалов скрывается общество более сложное, но ничуть не более гуманное и рациональное, чем прежнее. Однако культурный процесс, начавшийся в эпоху Возрождения, был не только реакцией на ограничения, наложенные Римской церковью, но и следствием успешного развития европейской цивилизации под духовным руководством той же Римской церкви.

Существует устойчивый миф, согласно которому революции – как социальные, так и духовно-моральные – происходят вследствие неуспеха существующего общественного порядка. Этот миф представляет реальные процессы с точностью до наоборот. В реальности революция, как правило, происходит на базе успешного предшествующего развития общества. Это развитие и вызывает к жизни новые формы, разрывающие старый порядок. Революция, о которой пишет Поппер, начиналась с того, что в результате прогресса в экономике и в познании мира на исходе средневековья все больше интеллектуалов стремились порвать со сложившейся организацией науки и преподавания. Их уже не могли удовлетворить университеты того времени, с их строгой иерархией должностей и званий, строгой регламентацией общения между учеными. Им нужны были такие организационные формы, которые позволяли бы вести свободные дискуссии. Так в XV веке в итальянских средиземноморских городах-государствах, самых процветающих областях Европы того времени, возникли, в подражание академиям античности, Флорентийская академия Марсилио Фичино, Неаполитанская академия Джовиано Понтано, Римская академия Помпонио Лето и Венецианская академия Альда Мануцио. Это были своего рода клубы, взявшие за образец легендарную платоновскую Академию, которая существовала более девяти столетий, от момента ее создания Платоном в 387 году до н.э. и до 529 года, когда она была закрыта указом византийского императора Юстиниана. Не имея поначалу формальных уставов и постоянного церемониала, эти клубы противопоставили авторитарному характеру католических образовательных заведений демократические формы общения и дискуссий. Одновременно усилилось письменное общение на индивидуальном уровне между интеллектуалами разных стран. Всю эту сеть индивидуальных и групповых контактов Эразм Роттердамский назвал «Республикой учености». В XVII веке для нее стало использоваться другое название – «невидимый колледж» (Invisible College). Впервые это выражение, по-видимому, стал употреблять англо-ирландский натурфилософ и богослов Роберт Бойль, один из основателей современной химии, известный школьникам всего мира как один из авторов физического закона Бойля-Мариотта. В письмах 1646—1647 годов под словами Invisible College он подразумевал группу интеллектуалов, которая позже оформилась как Королевское общество.

Однако ситуация недолго оставалась такой, какой ее описывает Карл Поппер. Если интеллектуальная жизнь прежних университетов подчинялась нормам, которые исходили от Церкви и устанавливались в централизованном порядке, то жизнь «свободных академий» очень быстро оказывалась подчиненной нормам, которые возникали как бы сами собой. Содержание этих норм в значительной степени определялось универсальным законом распространения и кристаллизации идей, согласно которому в свободном идеологическом пространстве спонтанно возникают и постепенно начинают доминировать установки, преимущественно противоположные тем, которые в принудительном порядке навязывались ранее. В итоге вместо внешней цензуры выражения мыслей постепенно возникала цензура внутренняя, а исходное равенство членов группы сменялось новой иерархией. Вместо площадок для свободного соревнования идей возникал новый идеологический лагерь, ведущий враждебные действия против «старого порядка».

Этот лагерь, который условно можно назвать «демократическим», не имел тех возможностей, которыми обладали государственные институты, и поначалу проигрывал сражение. Однако разгромить его, как были разгромлены средневековые еретические секты, не удалось, потому что он выработал такие методы борьбы, которым «старый порядок» ничего не мог противопоставить. Созданная им технология «культурной войны» состояла в разделении «Республики учености» на две части – «видимую» и «невидимую». «Видимую» часть составляли всевозможные профессиональные общества, прежде всего научные, а также литературные, музыкальные и т. д. В основном это были группы интеллектуалов; применительно к Франции XVIII века Огюстен Кошен назвал такие группы «обществами мысли» ( les sociétés de pensée ). «Невидимую» часть составляли тайные общества, которые в идеологическом и организационном плане представляли собой аналоги средневековых сект. От этих сект они унаследовали концентрическую коллективную структуру, при которой полной информацией о целях и задачах общества обладают только члены «внутреннего круга», информированность же остальных убывает по мере удаления от центра. Но было и кардинальное отличие: если секты откровенно противопоставляли себя существующему порядку, что облегчало борьбу с ними, то тайные общества Нового времени в большинстве случаев декларировали свою лояльность существующему порядку. Тайной, таким образом, являлось не само существование этих обществ, а их истинные цели и методы. Избегая открытого противостояния с государством, они добивались своих целей окольным путем – с помощью различных интриг, но главным образом посредством постепенного изменения общественного мнения. В ходе Реформации и Контрреформации эти общества постепенно превратились в то, что в начале XVIII века стало известно как масонство.