Коллектив авторов - Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.

Примечательно в этой связи выступление Жданова еще 27 марта 1948 г. на совещании в ЦК ВКП(б), посвященном подготовке к конгрессу ученых-славяноведов. (В тот день Сталин и Молотов направили Тито первое письмо с обвинениями в отходе от марксистско-ленинской линии.) Жданов указал на «неверные концепции», которые получили распространение в Югославии. Речь шла об утверждениях, будто бы Югославия является «настоящей революционно-социалистической страной», а путь, избранный странами народной демократии для строительства социализма, – «более верным и более надежным, чем тот путь, по которому шел Советский Союз». Критикуя данное утверждение, Жданов подчеркнул, что развитие народно-демократических стран не исключает классовую борьбу, осудил, имея в виду югославских коммунистов, «руководителей некоторых стран за отсутствие марксистского анализа» и попытку представить крестьян как «основу югославского государства», а «югославского кулака» – демократическим элементом [63] Понс С . Сумерки Коминформа // Совещания Коминформа. С. 375. . Вероятно, эти слова Жданова, содержавшие фрагменты первого кремлевского письма югославам, можно считать началом публичной критики югославского руководства.

Выше говорилось, что Тито неоднократно заявлял о готовности обсудить возникшие, как утверждали в Кремле, «разногласия», которые в Белграде даже не считали таковыми. Руководство КПЮ выполнило к тому времени бо́льшую часть указаний Москвы: отказалось от посылки дивизии в Албанию, подписало договор о консультациях по внешнеполитическим вопросам, приступило к пересмотру своей аграрной политики, ужесточило подход к проблеме частной собственности. При желании начавшийся конфликт можно было урегулировать в самом начале, но Сталин и Молотов, зная Тито и его окружение, вероятно, решили «поставить эксперимент» над руководством КПЮ, проявлявшим самостоятельность, и, используя разные способы давления, добиться безусловного признания инкриминируемых ему «ошибок». Не исключено, как мы уже отмечали, что подобная тактика, преследуя цель подавить в зародыше югославскую «ересь», являлась также попыткой продемонстрировать другим компартиям способ упреждающей борьбы Кремля с инакомыслием. Нельзя сказать, что уже на том этапе Тито открыто выступал с обоснованием альтернативной модели социализма, пытаясь противопоставить ее сталинской, но сам характер югославской части переписки, а также принимаемые по его инициативе на Политбюро ЦК решения убедительно свидетельствовали о зарождении неких новых принципов, согласно которым должны были строиться отношения внутри лагеря «народных демократий». Тито был готов отстаивать интересы своей страны, защищать самостоятельность партии вопреки давлению и принятой иерархии отношений, что создавало для Кремля абсолютно недопустимую ситуацию. Важным было и то, что югославский лидер и его соратники осмелились считать себя равными кремлевским руководителям в трактовке теории марксизма. Это была дерзость, которую Кремль никому не мог позволить.

Решение руководства КПЮ не посылать свою делегацию на заседание Информбюро было еще раз повторено советской стороне в ответном письме Тито руководителю Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) М. А. Суслову от 20 мая 1948 г. Через два дня, 22 мая, в Белград было направлено письмо за подписью Сталина и Молотова, в котором была продолжена критика югославских товарищей, теперь уже за отказ от участия в заседании Информбюро, и в этой связи делались серьезные выводы. Во-первых, этот факт, по мнению кремлевского руководства, свидетельствовал о том, что югославам нечего сказать в свое оправдание и что они тем самым «молчаливо признают себя виновными и боятся показаться перед лицом братских партий». Такая позиция, как отмечалось в письме, означала, что «ЦК КПЮ стал на путь откола от единого социалистического фронта народных демократий с Советским Союзом и готовит свою партию и народ к тому, чтобы предать этот единый фронт». Подчеркивалось, что, поскольку партийной основой фронта является Информбюро, «такая политика ведет к измене делу международной солидарности трудящихся и к переходу на позиции враждебного делу рабочего класса национализма» [64] Советско-югославские отношения. С. 307–309. . Тем самым еще до заседания Информбюро была точно квалифицирована югославская политика, в основе которой лежало стремление четко формулировать и защищать свои национальные интересы. После отказа югославов от участия в совещании Коминформа лидеры некоторых «братских» компартий самостоятельно либо по инициативе Москвы пытались вступить в контакт с югославским руководством и убедить его пересмотреть свое решение. Попытки выступить в роли посредников предпринимали в мае 1948 г. лидер польских коммунистов В. Гомулка, секретари компартии ГДР В. Пик и компартии Румынии Г. Георгиу-Деж. Политбюро ЦК БРП(к) поручило Г. Димитрову послать Тито личное письмо с просьбой взвесить все возможные последствия, вытекающие из решения не участвовать в совещании [65] Совещания Коминформа. С. 371. . Югославский посол в Москве В. Попович в телеграмме Тито от 1 июня предлагал ему написать личное, «теплое» письмо Сталину с изложением всех достижений югославской компартии, успехов, недостатков и ошибок, а также описать возможные последствия несправедливой позиции «по отношению к нам». Кроме этого, он считал целесообразным, чтобы это письмо подписали известные в Югославии люди, представители всех республик. Сообщая о своих беседах в Москве с некоторыми советскими официальными лицами, посол отмечал, что, по его мнению, этих людей «страшно бесило то, что мы не просим прощения», и они в частности почти не скрывали желания, чтобы из югославского руководства был удален Джилас. В то же время, как казалось Поповичу, многие в Москве были убеждены в том, что не следовало так поступать по отношению к Югославии, но, как он писал, «никто из них не имеет права это сказать» [66] KMJ. 1-3-b/660. L. 6–7. . Сообщения о настроениях и ожиданиях в Москве в связи с подготовкой к заседанию Коминформа Попович продолжал отправлять в Белград и в последующие дни. Так, согласно его информации от 4 июня, адресованной Карделю, в кругах, близких к советскому руководству, говорили о том, что Джилас и Кардель – «старые троцкисты, но весьма изощренные». Как можно было понять из сообщения югославского посла, в планы советского руководства входила изоляция Тито от Джиласа и Карделя, а затем нанесение удара по нему. Попович подчеркивал вместе с тем, что, по его мнению, к подобной информации следует относиться с осторожностью [67] Ibid. L. 12. .

Письмо югославам за подписью М. А. Суслова о решении провести совещание Информбюро, включив в повестку дня вопрос о положении в КПЮ, было доставлено в Белград его заместителем В. В. Мошетовым. 21 мая он встречался с Тито, повторившим, что вопрос о некоторых ошибках югославов мог бы быть рассмотрен в конфиденциальном порядке, но поскольку Москва уже сообщила о своих претензиях к КПЮ другим компартиям, то всякое обсуждение лишается смысла. Тито предложил пока оставить проблему открытой, подождать, когда всё «немного уляжется» [68] Совещания Коминформа. С. 371–372. . Между тем, начиная с апреля в Москве была развернута подготовка к совещанию, и к середине июня был готов проект доклада и резолюции «О положении в Коммунистической партии Югославии». Оба документа дорабатывались под руководством Сталина. Готовность «братских» компартий к совещанию была определена 12 июня на заседании редколлегии органа Информбюро – газеты «За прочный мир, за народную демократию!», состоявшемся в Белграде. Все участвовавшие в заседании представители зарубежных компартий выступили с осуждением югославской позиции. В принятой резолюции, текст которой был предложен советской стороной с упоминанием, что резолюция сформулирована Сталиным, говорилось, что «антисоветская и антимарксистская политика ЦК КПЮ достойна того, чтобы она подверглась не косвенной, а прямой критике» [69] Там же. С. 373. .