Александр Бушков - Русская Америка: слава и позор

Карты и чертежи, нарисованные в меру своего умения Дежневым, Стадухиными, Поярковым, Хабаровым и многими другими, неведомо куда завалились в архивах.

Пожалуй, одному Ерофею Хабарову относительно повезло: Царь жаловал его в «сыны боярские» (этот термин обозначал не боярских отпрысков, а достаточно почетное звание), дал в России несколько деревень «в кормление». Самое интересное, что Хабаров, став в результате этого человеком обеспеченным, снова стал рваться на Амур! Не отпустили…

Вот и выходит, что корыстолюбие не присутствует вовсе. Просто-напросто в характере всех этих людей было что-то, заставлявшее вновь и вновь выбирать именно такую дорогу. Иначе они, полное впечатление, уже не могли. Именно такая жизнь им нравилась, и другой они не хотели… Их тянуло в странствия, вот и все.

Между прочим, та же любопытная закономерность прослеживается в судьбах испанских конкистадоров. Особенно в этом плане интересна биография Эрнана Кортеса, завоевателя царства инков.

Выходец из семьи захудалых дворян (даже точное место его рождения и год до сих пор не установлены), он после всех своих подвигов собрал некоторое состояние, получил титул маркиза, пышное звание «генерал-капитана Новой Испании и Южного моря», поместья в Америке. Как выражался Абдулла: что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость?

Но, вместо того чтобы в достатке и пышности прожигать жизнь, Кортес, будучи уже в солидном по тем меркам возрасте, вновь снаряжает корабли и пускается в плавание туда, где заведомо нет надежды отыскать новые, богатые золотом царства. Именно он открыл землю, которой дал название по-латыни «Ка-лида форнакс» — «раскаленная печь». Впоследствии его сократили и придали тот вид, который мы знаем и сегодня: Калифорния…

А далее — совсем интересно. Кортес, вопреки поверхностным представлениям о том времени, не вельможей-рабовладельцем стать стремится, а, наоборот, прилагает все усилия, чтобы создать новую страну, где испанцы и индейцы, роднясь и получив равноправие, станут новым народом. Именно Кортес вместе с монахами, доминиканцами и францисканцами, пробивает так называемые «Новые законы» короля Карла (1542 г.), которые запрещают обращение индейцев в рабство. Коренных жителей переводят на систему вассальных отношений — по которой живут и испанские крестьяне. В 1540 г. Кортес добивается от Рима особого указа, по которому инквизиция полностью прекращает работать против мексиканских индейцев. Добивается принятия законов, по которым собственниками земель в Мексике могут быть только те, кто живет там и сам ведет хозяйство (чем обозлил тогдашних земельных спекулянтов).

В конце концов испанская корона за него взялась всерьез. Земли Кортеса в Америке и его судоверфи конфисковываются. Пышный титул «генерал-капитана» — красивая декорация, и не более того. Кортеса не выпускают в Америку — чтобы, чего доброго, не вздумал устроить там бунт и отложиться.

Сохранилось письмо Кортеса королю: «…провел я сорок лет, недосыпая и недоедая во все дни. Я жил, не расставаясь с мечом, я подвергал жизнь мою тысяче опасностей, я отдал состояние мое и жизнь мою служению Господу, дабы привести в овчарню овец, не ведающих Святого Писания вдали от нашего полушария. Я возвеличил имя моего короля, прирастил его владение, приведя под скипетр его обширные королевства чужеземных народов, покоренных мною, моими усилиями и на мои средства, без чьей-либо помощи. Напротив, вынужден был я преодолевать препятствия и преграды, возводимые завистниками, сосущими кровь мою, покуда их не разорвет, подобно пресытившейся пиявке».

Под этим письмом, знай они о нем, смело могли бы подписаться Дежнев, Поярков, Стадухины, Хабаров и многие другие, вроде казачьего атамана Баранова, на собственные скудные средства снаряжавшего экспедиции и получившего от государства шиш с маслом. Особенно им, без сомнения, пришлись бы по сердцу такие слова Кортеса: «Дороже и сложнее защищаться от Ваших тиунов, чем завоевывать землю врагов. По крайней мере, мои тяготы и труды доставили мне одно удовлетворение — удовлетворение исполненного долга, без которого я не знал бы покоя в старости…»

Кортес просил одного — вернуть то, что отобрали. Не вернули, к королю письмо так и не попало. Мелкий секретарь, один из «тиунов», наложил резолюцию: «Отвечать нет оснований». Письмо сохранилось.

В своем завещании Кортес просил построить в его бывших владениях женский монастырь, а также университет, «дабы Новая Испания имела собственных мужей ученых». Отказали. Вышедшая вскоре биография Кортеса была тут же высочайше запрещена.

Нет, не золота и роскоши искали все эти люди… Горький парадокс истории в том, что они, и русские, и испанцы, прокладывали дорогу еще и той самой тупой бюрократии, которая, водворившись на новых землях, не думала ни о чем другом, кроме своего кармана. Я уже вспоминал о «шалостях» сибирских воевод. Расскажу еще и о колоритной парочке томских — Матвее Ржевском и Семене Бартеневе.

Прохвосты были такие, что каторга по ним рыдала горючими слезами. Еще только ехавши к месту своего назначения, взялись «ясачных инородцев» «пытками пытати», отбирать все подчистую — не только шкуры, но и рыбу, масло, даже домашних собак. Обосновавшись в Томске, не только грабили туземцев, но и обращали их в холопы, а то и продавали. Однажды не выдержал даже сообщник воевод во всех грязных делах, томский подьячий Кирилл Федоров. В архивах об этом сохранилась подробная запись: «Тот Кирилка без шапки на улицу выскочил и орал и вопил и в сполошной колокол бил и являл на Семена да Матвея государево дело, де они Матвей да Семен служилым людям царскова денежнова и хлебнова жалованья не дают, а морят их голодом, а сами де тою государевою казной владеют и торгуют и называл их ворами, де от их воровства ясашные земли отложились и люди в городе умирали».

И что — последовали оргвыводы? Да ничего подобного. До Бога высоко, до царя далеко. Объявили, что у «Кирилки» белая горячка, и это он все спьяну. Хотя подьячий говорил чистую правду, К тому времени из сотни томских казаков, не получавших жалованья и довольствия, осталось только семьдесят. Остальные «от тех насильств утекли неведомо куцы».

А «Семен да Матвей» продолжали лихоимствовать с какой-то запредельной удалью. В Томск приехала киргизская княгиня, супруга влиятельного местного князя Номчина, немало крови попортившего русским — но теперь княгиня хотела вести переговоры о том, чтобы принять российское подданство. Семен да Матвей, в переговоры не вступая, содрали с княгини роскошную соболью шубу и выпроводили восвояси. Князь Номчин отчего-то не на шутку обиделся и стал нападать на томские земли. А Семен с Матвеем, видя полную безнаказанность, дочиста ограбили ехавших через Томск в Москву калмыцких послов. Ну тут уж Москва встрепенулась и лихую парочку из воевод разжаловала…