Александр Рупасов - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

II

Рассмотрение особенностей протоколов Политбюро с точки зрения их социально-знаковой природы позволяет обратиться к процедурам и реальным обстоятельствам, предшествовавшим фиксированию его решений, – внесению вопросов в Политбюро, формированию его повестки дня, способам принятия решений, распределению ролей между членами руководства, участвовавшими в этом процессе.

Внесение предложений в Политбюро. Инициатива рассмотрения Политбюро международных дел в большинстве случаев исходила от центральных советских ведомств. В некоторых случаях с предложениями, носящими международно-политический смысл, выступали нижестоящие партийные инстанции. На протяжении 20-х гг. процедура внесения в Политбюро таких запросов и предложений вполне определилась и в 1929–1931 гг. подвергалась лишь частичному пересмотру. По мере увеличения объема и разнообразия дел, подлежавших представлению в Политбюро (что отчасти объяснялось стремлением партийно-государственной бюрократии сложить с себя часть ответственности), необходимость соблюдения ригористических процедур подачи предложений в Политбюро усиливалась. Для получения санкции Политбюро заинтересованное ведомство должно было представлять по вносимому вопросу «письменный материал», включавший объяснительную записку и проект постановления Политбюро. В конце 1929 г. разрешенный объем такой записки был увеличен до 5—10 страниц. Материал должен был поступить к полудню 9, 19 и 29-го числа каждого месяца (т. е. за шесть дней до дня заседания) [80] Постановление Политбюро о материалах к заседаниям ПБ, 5.10.1929//О.В. Хлевнюк и др. (сост.). Указ. соч. С. 23. Ранее действовало правило представления письменных материалов не позднее, чем за три дня до очередного заседания. . В ноябре 1931 г. Политбюро распорядилось уменьшить размер представляемых материалов до 4–5 страниц [81] Постановление Политбюро о порядке представления материалов к заседаниям Политбюро, 5.11.1931// Там же. С.24. ; через десять дней это решение было пересмотрено, и их объем увеличен до 8 страниц [82] Постановление Политбюро о порядке представления материалов к заседаниям Политбюро, 15.11.1931// Там же. . В 1929–1930 гг. утвердилось правило «не ставить в повестку ПБ» вопросы, по которым получены устные обращения или даже письменные просьбы без приложения «материала по существу вопроса». Политбюро отступало от него «в особо исключительных срочных случаях» [83] Постановление Политбюро о материалах к заседаниям Политбюро, 5.10.1929; Постановление Политбюро о материалах к заседаниям Политбюро, 5.9.1930// Там же. С.23. Единственный выявленный случай рассмотрения на заседании Политбюро устного запроса НКИД отразился в постановлении «О Турции»: «Предложения т. Карахана принять, поручив ему представить их в письменной форме» (Протокол № 47 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5.7.1931, п. 25. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 106. .

Образцом следования этой процедуре можно считать документ, представленный в Политбюро заведующим Агитационно-пропагандистским отделом ЦК ВКП(б) А.И. Криницким, т. е. исходивший из аппарата ЦК ВКП(б). Записка, размноженная литографическим способом (с нумерацией экземпляров), была адресована «в Политбюро ЦК» и снабжена грифом «с. секретно». На трех страницах убористой машинописи излагалась предыстория вопроса и принятые ранее «решения ЦК» (т. е. Политбюро), новые обстоятельства, цели предлагаемой акции, доводы оппонентов вносимого предложения, пояснение о практических шагах, которые повлечет его принятие и, наконец, проект постановления Политбюро [84] Записка А.И. Криницкого в Политбюро ЦК ВКП(б), 29.5.1929 (копия, экземпляр № 29). – АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 13. П. 145. Д. 9. Л. 91–99. О содержании документа см. решение «О съезде поляков, проживающих за границей» от 30.5.1929 (раздел 2). .

Изучение около ста записок такого рода (исходивших, по большей части, из НКИД, а также из НКВТ, НКВМ и НКЛеса) позволяет утверждать, что обычно руководители ведомств ориентировались на стереотипную структуру обращения в Политбюро, прослеживаемую в записке Криницкого. Вместе с тем, в резолютивной части документа учитывался стиль постановлений Политбюро, их тяготение к односложности; этим, надо полагать, в значительной мере объясняется частое отсутствие проектов решения в составе «письменных материалов», особенно когда оно «напрашивалось» [85] См., например, обращение и.о. наркома по иностранным делам с просьбой санкционировать обмен сведениями о вооружениях с Финляндией (Записка Н.Н. Крестинского Л.М. Кагановичу, 3.9.1931. – АВП РФ. Ф. 05. Оп. 11. П. 79. Д. 100. Л. 5). . Применительно к вопросам, инициировавшимся НКИД, порядок часто не соблюдался, в особенности, когда записки в Политбюро исходили от М.М. Литвинова. Так, в письме (на полутора страницах) секретарю ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановичу 19 сентября 1933 г. он предложил Политбюро принять постановление по двум вопросам (лишь отчасти связанным между собой) – о целесообразности заключения пакта о ненападении между СССР и Грецией и об отношении СССР к многостороннему договору ненападения с участием Турции, Персии, Ирака и Великобритании (Саадабский пакт). Литвинов не только не предложил формального проекта решения, но и уклонился от изложения сути вопроса, сославшись на то, что она известна адресату «из шифровок» [86] Записка М.М. Литвинова Л.М. Кагановичу, 19.9.1933. – РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 254. Л. 149–150. . Двумя днями позже М.М. Литвинов направил Кагановичу записку «О воздушной линии Варшава – Москва», которая, несмотря на отсутствие проекта постановления, в целом соответствовала стандартной форме вносимых в Политбюро материалов. По всей вероятности, структурные и стилистические различия записок-предложений в Политбюро объяснялись не столько авторством, сколько кругом их адресатов. Если первый из названных документов был посвящен политико-дипломатическим вопросам, находившимся в исключительной компетенции НКИД, и потому мог быть санкционирован руководством Политбюро (например, путем проведения опроса членов Политбюро) без выслушивания иных мнений, то второй материал имел межведомственное значение, и его рассылка была произведена в тринадцати экземплярах – всем членам Политбюро, Тухачевскому и Алкснису (НКВМ), Ягоде (ОГПУ) [87] Записка М.М. Литвинова Л.М. Кагановичу, 21.9.1933. – РГВА. Ф. 37977. Оп. 3. Д. 658. Л. 72–73. .

Как явствует из приведенных примеров, адресация и рассылка инициативных документов, требовавших решения Политбюро, в рассматриваемый период варьировались в широких пределах. Если записка Криницкого 1929 г. была адресована «в Политбюро» и первоначально изготовлена в небольшом количестве экземпляров, а затем с нее было отпечатано не менее 29 копий, то подавляющая часть известных нам аналогичных документов НКИД (1931–1934) была составлена на имя Генерального секретаря ЦК ВКП(б) либо (во время его продолжительных летних отпусков) Секретаря ЦК Л.М. Кагановича, иногда с дополнительным персонализированным указанием «копия тов. Молотову», «копия тов. Кагановичу». Более полная информация о получателях обращения указывалась в столбце рассылки. Если поднимаемый вопрос требовал межведомственного согласования (или ставился после его достижения), записка направлялась также руководителю соответствующего государственного органа [88] Так, один из экземпляров записки Н.Н. Крестинского И.В. Сталину относительно ликвидации задолженности наркомата путей сообщения польским железным дорогам (от 9.5.1932) был направлен А.А. Андрееву, причем именно как руководителю НКПС, а не члену ПБ (которым Андреев являлся с февраля 1932 г.) (АВП РФ. Ф. 010. Оп. 4. П. 21. Д. 64. Л. 105–104). . В некоторых случаях записки также адресовались Е.М. Ярославскому, являвшемуся представителем Президиума ЦКК на заседаниях Политбюро, однако установить, стало ли это обычной процедурой, не удалось. Два экземпляра записки в Политбюро почти во всех случаях направлялись Сталину вероятно, для личного пользования и для приобщения к тематическим делам архива ПБ (в случае отсутствия Сталина, в качестве получателя иногда указывался А.Н. Поскребышев). Возможно, в большинстве случаев не формальная адресация и даже не общее количество копий, а указание в перечне рассылки числа копий, предназначенных для сталинской канцелярии, является показателем того, предполагал ли отправитель, что записка станет предметом официального решения Политбюро (а не является лишь информационным сообщением либо запросом к Генеральному секретарю о его личной санкции по тому или иному делу) [89] См., например: Записка Б.С. Стомонякова И.В. Сталину (копия В.Р. Менжинскому), 14.5.1932, «В. Срочно». – Там же. Ф. 09. Оп. 7. П. 35. Д. 5. Л. 41. Документ был изготовлен в трех экземплярах и был посвящен новым предложениям польской миссии относительно персонального обмена политзаключенных, решение по которому Политбюро приняло спустя два с половиной месяца. Другим примером являются записки Крестинского Сталину от 21, 22, 23 июля 1931 г. о различных аспектах «дела Богового» (Там же. Ф. 010. Оп. 4. П. 21. Д. 63. Л. 185–187, 175–179). Хотя оно вскоре стало предметом обсуждения на двух заседаниях Политбюро (см. решения «О Польше» от 25.7.1931(раздел 1) и «О т. Боговом» от 5.8.1931 (раздел 4, заместитель наркома не намеревался информировать об этом других членов Политбюро и направлял Сталину один экземпляр (письмо от 22 июля дополнительно помечено «лично», хотя копия его была передана Литвинову). Парадоксально, что, по всей вероятности, именно предложения, содержавшиеся в этом «личном» письме, стали тремя днями позже официальной основой решения Политбюро «принять предложение НКИД». С другой стороны, записка Литвинова Сталину (от 2.1.1932) о необходимости выработки директив для переговоров с Румынией была направлена ему в двух экземплярах (один был направлен Стомонякову) (АВП РФ. Ф. 09. Оп. 7. П. 35. Д. 5. Л. 1). . Возможно, это объяснялось тем, что в записке предлагалось срочно созвать заседание комиссии Политбюро (в которую вошли Сталин, Молотов, Литвинов и Стомоняков), и одна копия документа НКИД предназначалась для соответствующего делопроизводства. Кроме того, записки в Политбюро по вопросам, имевшим широкое международно-дипломатическое значение, или же направляемые по официальному заключению Коллегии НКИД, сообщались в копиях ее членам (с указанием об этом в заголовке или, чаще, в рассылке). Например, документ 1931 г. об обмене сведениями о состоянии вооруженных сил, адресованный Сталину (находившемуся в Сочи) и в копии членам Политбюро, был изготовлен в НКИД в девятнадцати экземплярах, из которых два были посланы Сталину, двенадцать – другим членам и кандидатам в члены ПБ, а остальные пять переданы в Секретариаты членов Коллегии и общее делопроизводство наркомата по иностранным делам [90] Записка М.М. Литвинова И.В. Сталину (копии членам ПБ), 1.8.1931 (экземпляр Н.Н. Крестинского). – Там же. Ф. 010. Оп. 4. П. 21. Д. 63. Л. 759–760.) .