Пол Джонсон - Популярная история евреев

Несмотря на это словесное размахивание кулаками, реальных ударов наносилось совсем немного. Теоретически еврейский Закон был суров по отношению к ереси – если, скажем, два еврея утверждали, что видели, как третий поклоняется некоему образу, его могли приговорить к смерти, – однако на практике, будучи кафедократическим, а не автократическим, он допускал довольно широкие расхождения во взглядах. Даже человека, объявленного еретиком, обычно не подвергали физическому наказанию, если только он не пытался систематически склонять других в свою веру. В результате рационализм и суеверие продолжали сосуществовать в странной гармонии, иногда даже в одном человеке.

Памятуя о страдании и страхе, в которых евреям зачастую приходилось жить, не приходится удивляться стойкости иррационализма. Маймонид считал интеллект и логику лучшим оружием евреев, и таковым они и служили – для уверенной в себе элиты. Для массы же простых евреев сказки о прошлых чудесах и надежды на чудеса будущие были утешением во времена горести. Священная литература евреев удовлетворяла обе потребности, поскольку наряду с комментариями, отвечающими интеллектуальным запросам, содержала массу рассказов, пийют , или поэтических произведений, и бесконечных сверхъестественных историй, которые дети впитывали чуть ли не с молоком матери. Чем больше евреев преследовали и экономически угнетали, тем больше они обращались к священным сказаниям. «Некогда, – повествует мидраш , – денег было много, люди любили слушать Мишну, галаху и Талмуд. Ныне же денег стало мало и, что еще хуже, люди страдают от рабского труда, и все, что они хотят слушать – это благословения и утешения».

Евреи жестоко страдали и под исламом и под христианством. И может быть, прав был один из учеников Абеляра, когда заметил: «Еврей, как бы беден он ни был, если у него есть десять сыновей, выучит их всех грамоте, причем не ради выгоды, как делают христиане, а для понимания Закона Божьего, причем не только сыновей, но и дочерей тоже». Однако еврейский рационализм, который отстаивал Маймонид, был на самом деле достоянием лишь верхнего класса. Как показывают документы из генизы, народная религия, которую он осуждал и презирал, процветала у него под самым носом в Фустате. Евреи увлекались как белой, так и черной магией. Они устраивали всякие фокусы с огнем, останавливали птиц в полете, а затем позволяли им лететь дальше, вызывали злых и добрых духов в ходе церемоний, которые иногда длились целую ночь, после чего учиняли специальные процедуры их изгнания. Впадали в транс. Устраивали спиритические сеансы. Прибегали к заклинаниям, дабы обезопасить себя в странствиях, очистить дом от вшей, внушить любовь мужчине или женщине, а то и вообще «привлечь ангелов». Существовали даже специальные секретные руководства, написанные на иудейско-арабском языке, целью которых было помочь евреям в поиске сокровищ, сокрытых в древнеегипетских гробницах.

Надо сказать, что столь иррациональный подход к религии проявляли не только еврейские низы. Этим грешили и верхние слои, у которых все это приобретало форму мистицизма. У самого Маймонида жена была склонна к религиозной экзальтации и происходила из «династии» пиетистов-мистиков. Его собственный сын и наследник, Авраам, шел скорее по стопам матери, чем отца. Хотя он, по-видимому, чтил память своего отца и ревностно отстаивал его взгляды, его собственный magnum opus, гигантский том под названием « Полное руководство для благочестивых» отстаивает пиетизм, или хасидут , как образ жизни, противопоставляя его рационализму. Он приобрел известность как рош кол га-хасидим , главный пиетист, и к нему стекались послания и ученики со всех концов еврейского мира. Эти энтузиасты целыми днями постились, а ночи посвящали молитвам. Авраам даже восхищался мусульманскими мистиками – суфи – и утверждал, что они в большей степени могут считаться учениками пророков Израиля, чем современные ему евреи. Это привело бы в ярость его отца, который был бы рад запретить труды мистиков-евреев, не говоря уже о мусульманах.

К несчастью для рационалистов мистицизм имел глубокие корни в иудаизме; можно даже сказать, что он глубоко коренился в поклонении Яхве. Та идея, что в дополнение письменному Закону, дарованному Богом Моисею в виде Пятикнижия, Бог дал ему еще и устный Закон, была удобна для религиозных руководителей. Однако она была и чрезвычайно опасна, поскольку вела к представлению о том, что существует большое количество специальных знаний о Боге, переданных устно и тайно и доступных лишь для немногих избранных. В Талмуде слово «каббала» означает «приобретение [знание]» или «предание», имея в виду окончание Библии, то, что идет после Пятикнижия и устного учения. Однако постепенно оно стало означать некое тайное учение, которое позволяет немногим избранным либо напрямую общаться с Богом, либо приобретать знание о Боге неким нерациональным путем. Глава 8 притч и глава 28 Книги Иова, где метафора и аналогия мудреца трактуются как созидательная живительная сила, дающая ключ к познанию Бога и вселенной, некоторым образом освящают эту идею. И в более поздние эпохи стоило еврею-рационалисту попытаться осэщить мистицизм, как оппоненты немедленно затыкали ему рот цитатами из Библии.

С еще большим успехом они могли цитировать Талмуд, поскольку к этому времени иудаизм успел впитать много эзотерических элементов. Ряд богословов считает, что они были заимствованы в Персии во времена Изгнания; другие считают, что более правдоподобно, их источником греческий гностицизм. Гностицизм, или некая система секретного знания, способен коварно паразитировать подобно ядовитой лиане на здоровом стволе основной религии. В раннем христианстве отцы церкви отчаянно боролись, чтобы не дать ему задушить веру. Он напал и на иудаизм, особенно в диаспоре. Филон в своем труде « De Vita Contemplativa» писал о секте, называвшейся «Почитатели Бога», которой принадлежала типично гностическая теория, будто Тора есть живое тело. Эта теория проникла в Палестине в круги, которые обычно были менее восприимчивы к греческим идеям: фарисеи, ессеи, кумранская секта, а позднее таннаим и амораим. По словам Иосифа Флавия, у ессеев была целая магическая литература, которая расцвела пышным цветом на почве апокалипсиса.

Эти книги, чьи авторы скрывались под псевдонимами Еноха, Моисея, Ноя, Баруха и других великих исторических фигур, носили, как мы знаем, характер ксенофобный, националистический и подстрекательский. Они являли собой горькое и гневное прибежище угнетенного народа, призывая громы и молнии на головы хорошо вооруженных врагов. В них писалось об ангелах, дьяволах, преисподней и небесах, пожарах и конце времен, когда греки и римляне будут сметены с лица земли. В этих текстах идет речь о секретном знании, недоступном ни для кого, кроме наиболее доверенных и ревностных евреев (кстати, у неистовых кумранских монахов обычно Книга Еноха имелась и на иврите и на арамейском языках), а также о скрытых источниках силы, овладев коими можно преодолеть киттим и прочих ненавистных богоотступников. Глава 14 Книги Еноха, где речь идет о таинствах престола, возложенных на его колесницу, навеянная главой 1 Книги Иезекииля, породила в свою очередь целую школу мистиков Меркаба (колесница). На головы доверчивой еврейской массы вываливались россказни об ангелах, «стоящих перед колесницей», низвергающемся свыше огне и вознесении благочестивой души в экстазе на колесницу. В отличие от изучения Торы, которое проводилось открыто и сопровождалось шумным скандированием, мистическое знание касательно колесницы передавалось тайно, шепотом, причем исключительно специально отобранным ученикам, которые должны были продемонстрировать требуемые этические качества, обладать определенной внешностью и руками, удовлетворявшими хиромантов. Толкователи знания иногда бывали окружены огнем или нимбом и впадали в транс. Они чудесным образом попадали в рай подобно Илие: один «взглянул и умер», другой «взглянул и был поражен», а третий «вознесся и спустился в мире». Желающие впасть в состояние экстаза прятали голову между коленями и исполняли псалмы о Престоле Славы либо старинные священные вирши.