Александр Дюма - Сальватор

Первое, что поразило генерала Эрбеля, когда он постучал в свежевыкрашенную дверь, - лакей в такой же ливрее, как его собственные слуги, то есть в ливрее дома Куртенеев, спросил:

- Что угодно господину?

- Как это - что угодно, негодяй? - смерив лакея подозрительным взглядом с ног до головы, отозвался генерал. - Мне угодно увидеть своего племянника, за этим я, собственно, и пришел.

- Вы, стало быть, генерал Эрбель, ваше сиятельство? - с поклоном уточнил лакей.

- Разумеется, я генерал Эрбель, - Подтвердил граф насмешливым тоном, раз я тебе говорю, что пришел к племяннику, а у моего племянника, насколько я знаю, другого дяди нет.

- Сейчас я доложу хозяину, - молвил слуга.

- Он один? - спросил генерал и взялся за лорнет, чтобы получше рассмотреть двор, посыпанный речным песком, а не мощенный, как раньше, песчаником.

- Нет, ваше сиятельство, он не один.

- С женщиной? - спросил генерал.

- У него двое его друзей: господин Жан Робер и господин Людовик.

- Ну ладно, предупредите его, что я здесь и скоро поднимусь к нему. Я хочу осмотреть дом: кажется, здесь премило.

Как мы видели, лакей поднялся к Петрусу.

Оставшись один, генерал мог рассмотреть все не торопясь и оценить разнообразные изменения, постигшие дом и двор его племянника.

- Ого! - воскликнул он. - Похоже, домовладелец Петруса приказал подновить свой домишко: вместо навозной кучи - клумба с редкими цветами; вольер с зелеными попугайчиками, белыми павлинами и черными лебедями на месте клетки с кроликами; а там, где был навес, теперь конюшни и каретные сараи...

А-а, вот недурная упряжь.

И, как знаток, он подошел к подставке для конской сбруи, на которой громоздились предметы, привлекшие его внимание.

- Ага! - сказал он. - Герб Куртенеев! Значит, упряжь принадлежит моему племяннику. Ах так! Уж не появился ли у него еще один дядюшка, о котором я не знал, и не получил ли он после него наследства?

Рассуждая сам с собой, генерал выглядел скорее удивленным, нежели огорченным или озадаченным. Но после того как генерал вошел в сарай и внимательно осмотрел элегантный экипаж, а затем в конюшне погладил двух лошадей, купленных, по всей видимости, у Дрейка, он задумался и лицо его выразило неописуемую грусть.

- Отличные лошадки! - поглаживая животных, прошептал он. - Такая упряжка стоит шесть тысяч франков, не меньше...

Возможно ли, чтобы такие лошади принадлежали нищему художнику с годовым доходом едва ли в десять тысяч?

Генерал решил, что чего-нибудь не понял, когда осматривал герб на упряжи, и пошел взглянуть на дверцу кареты. На ней, черт побери, тоже красовался герб Куртенеев, украшенный короной или, точнее, баронским жемчужным жгутом.

- Так, так, - пробормотал он. - Я - граф, его отец-пират - виконт, он барон. Хорошо еще, что он довольствовался жемчугом и не посягнул на всю корону!.. В конце концов, - прибавил генерал, - если бы мальчик взял и всю корону, он имел бы на это право: его предки царствовали.

Он в последний раз взглянул на лошадей, упряжь, вольер, цветы и песок, блестевший под ногами, будто жемчуг, и пошел вверх по лестнице к племяннику. Но, дойдя до второго этажа, он остановился и смахнул слезу:

- Бедный Пьер! - прошептал он. - Неужели твой сын стал бесчестным человеком?!

Пьером звали брата графа Эрбеля, того самого, которого генерал в шутку жаловал званием якобинца, пирата, морского разбойника.

Пока граф Эрбель произносил эти слова и тайком вытирал слезу, он услышал, как кто-то торопливо сбегает с третьего этажа, и в то же время племянник радостно прокричал:

- Здравствуйте, дядя! Здравствуйте, дорогой! Почему же вы не заходите?

- Здравствуйте, любезный племянничек! - довольно сухо выговорил в ответ граф Эрбель.

- Ого! Вы нынче не в духе, дядя! - удивился молодой человек.

- Чего же ты ожидал? Я говорю то, что чувствую, - парировал генерал, берясь за перила и продолжая подниматься по лестнице.

Не прибавив больше ни слова, он выбрал взглядом лучшее кресло и упал в него, издав при этом "уф", что не предвещало ничего хорошего.

- Кажется, я не ошибся, - пробормотал Петрус.

Он подошел к генералу и продолжал:

- Дорогой дядя! Позвольте вам заметить, что вы нынче утром не в духе.

- Нет разумеется, - согласился генерал. - Я не в духе, но это мое право.

- Я далек от того, чтобы оспаривать у вас это право, дорогой дядюшка. Я отлично знаю, что у вас ровный характер, и полагаю, что, раз вы в дурном расположении духа, это неспроста.

- Вы совершенно правы, племянник.

- Может быть, к вам спозаранку явился незваный гость?

- Нет, однако я получил письмо, причинившее мне немало хлопот, Петрус.

- Я так и думал. Могу поспорить, что это письмо от маркизы де Латурнель.

- Ты позволяешь говорить себе в неподобающем тоне, Петрус. Разреши тебе напомнить, что в данный момент ты проявляешь неуважение к двум старикам.

Петрус, севший было на складной стульчик, вскочил, словно подброшенный пружиной.

- Прошу прощения, дядя, - сказал он. - Вы меня пугаете!

Я никогда не слышал, чтобы вы говорили со мной столь резко.

- Дело в том, Петрус, что до сих пор у меня не было повода вас упрекнуть.

- Поверьте, дядюшка, что я готов почтительно принять ваши упреки сегодня, сожалея лишь о том, что я их заслужил.

Потому что, раз вам есть в чем меня упрекнуть, дядя, значит, я того заслуживаю.

- - Судите сами! Но сначала прошу вас выслушать меня и отнестись к моим словам серьезно, Петрус.

- Я вас слушаю.

Генерал указал племяннику на стул, но Петрус попросил позволения слушать стоя.

И он стал ждать обвинения, как и подобает преступнику, стоящему перед судьей.

XX

Глава, в которой Петрус видит, что предчувствия его не обманули

Граф Эрбель устроился в кресле поудобнее: старый сибарит любил читать нравоучения со всеми удобствами.

Петрус следил за ним с некоторым беспокойством.

Граф вынул из кармана табакерку, с наслаждением втянул понюшку испанского табаку, сбил щелчком с жилета прилипшую табачную крошку и заговорил совершенно другим тоном:

- Итак, дорогой племянник, мы, значит, решили последовать советам нашего доброго дядюшки?

Улыбка снова осветила лицо Петруса, принявшее было подобавшее случаю выражение.

- Каким советам, дорогой дядя? - спросил он.

- По поводу госпожи де Маранд.

- Госпожи де Маранд?

- Да.

- Клянусь, дядя, я не знаю, о чем вы говорите - Скромничать? Хорошо, молодой человек. Это добродетель, нам в свое время незнакомая, однако я не прочь признать ее за другими.

- Дядюшка, даю вам слово ..

- В наше время, - продолжал генерал, - когда молодой человек из хорошей семьи с громким именем имел несчастье родиться последним, то есть оставался без гроша, то он - если, конечно, был недурен собой, хорошо сложен, галантен - извлекал из этого пользу. Когда природа оказалась к вам щедра, а удача скупа, надо уметь пользоваться дарами природы.