Александр Дюма - Сальватор

- Тсс! Вот он! - шепнул граф.

Аптекарь появился в дверях.

- Входите, входите, господин Рено, - любезно пригласил депутат, видя, что аптекарь робко остановился на пороге.

Господин Рапт подошел к нему, взял его за руку и почти силой заставил войти.

Притянув аптекаря к себе, граф Рапт с чувством пожал ему руку.

- Слишком много чести, сударь, - смущенно пробормотал фармацевт. Правда, много чести!

- Как это - слишком много чести?! Такие порядочные люди, как вы, большая редкость, господин Рено. Очень приятно при встрече пожать им руку. Разве не сказал великий поэт:

Все смертные равны, и вовсе не рожденьем, А добродетелью должны гордиться люди.

Вы знаете этого великого поэта, не правда ли господин Луи Рено?

- Да, ваше сиятельство, это бессмертный Аруэ де Вольтер.

Но в том, что я восхищаюсь господином Аруэ де Вольтером, нет ничего странного. Меня удивляет, откуда меня знаете вы.

- Знаю ли я вас, дорогой господин Рено! - произнес граф Рапт тем же тоном, каким Дон-Жуан говорит: "Дорогой господин Диманш, знаю ли я вас! Еще бы! И давно!" - Я был очень рад, когда узнал, что вы покидаете улицу Сен-Жак, чтобы быть поближе к нам. Ведь, если не ошибаюсь, вы теперь живете на улице Ванно?

- Да, сударь, - все больше изумляясь, молвил фармацевт.

- Какому обстоятельству я обязан счастьем видеть вас, дорогой господин Рено?

- Я видел ваш циркуляр, ваше сиятельство.

Граф поклонился.

- Да, я его прочел, потом перечитал, - подчеркнул аптекарь последние слова, - и фраза, в которой вы говорите о несправедливостях, совершающихся под покровом религии, вынудила меня, несмотря на мое отвращение, выйти из моей сферы - ведь я философ, ваше сиятельство, - прийти к вам с визитом и представить некоторые факты в поддержку вашего заявления.

- Говорите, дорогой господин Рено, и поверьте, что я буду вам как нельзя более признателен за сведения, которые вы хотите мне сообщить. Ах, дорогой господин Рено, мы живем в печальное время!

- Время лицемерия и ханжества, сударь, - тихо проговорил аптекарь, когда властвуют попы! Вы знаете, что недавно произошло в Сент-Ахеле?

- Да, сударь, да.

- Должностные лица, маршалы у всех на виду участвовали в процессиях со свечами.

- Это прискорбно. Но я полагаю, что вы хотели со мной поговорить не о Сент-Ахеле.

- Нет, сударь, нет.

- Ну что же, поговорим о наших делах. Ведь у нас с вами дела общие, дорогой сосед. Да вы садитесь.

- Никогда, сударь.

- Как это - никогда?

- Просите у меня все, что хотите, ваше сиятельство, только не садиться в вашем присутствии. Я слишком хорошо знаю, чем вам обязан.

- Не стану возражать. Скажите, чему я обязан вашим визитом, но как товарищу, как другу.

- Сударь! Я домовладелец и фармацевт и достойно совмещаю оба эти занятия, о чем вы, похоже, догадываетесь.

- Да, сударь, знаю.

- Я служу аптекарем вот уже тридцать лет.

- Да, понимаю: вы начали с одного, а оно постепенно привело вас к другому.

- От вас ничего не скроешь, сударь. Осмелюсь сказать, что вот уже тридцать лет, хотя мы пережили консулат и империю господина Буонапарте, я не видел ничего подобного.

- Что вы имеете в виду? Вы меня пугаете, дорогой господин Рено!

- Торговля не идет. Я едва зарабатываю на жизнь, сударь.

- Чем объясняется подобный застой, особенно в вашем деле, дорогой господин Рено?

- Это больше не мое дело, ваше сиятельство, и именно это должно вам доказать, насколько я бескорыстен в данном вопросе. Это дело моего племянника: вот уже три месяца, как я передал ему свое предприятие.

- И на хороших условиях, по-родственному?

- Вот именно по-родственному: в рассрочку. И вот, ваше сиятельство, дело моего племянника на время приостановилось. Когда я говорю "на время", я выражаю скорее надежду, нежели уверенность. Вообразите, сударь, что все стоит на месте.

- Дьявольщина! - смущенно пробормотал будущий депутат - Кто же может препятствовать торговле вашего уважаемого племянника, спрошу я вас, дорогой господин Рено? Его политические воззрения или ваши, может быть, слишком, так сказать, передовые?

- Нисколько, сударь, нисколько. Политические воззрения здесь ни при чем.

- Ах! - воскликнул граф с лукавым видом, придав в то же время своим словам и интонации простонародный характер, что было, надо заметить, не в его привычках; но теперь он счел своим долгом это сделать, чтобы быть ближе к своему клиенту. - Вот ведь есть у нас фармацевты-кадеты...

- Да, господин Кадет-Тассикур, фармацевт так называемого императора, господина де Буонапарте! Знаете, я всегда зову его именно Буонапарте.

- Его величество Людовик Восемнадцатый тоже признавал за ним исключительно это имя.

- А я и не знал: король-философ, которому мы обязаны Хартией. Но вернемся к торговле моего племянника...

- Я не смел вам это предложить, дорогой господин Рено Однако, раз уж вы сами это предлагаете, мне это только доставит удовольствие.

- Итак, я говорил, что, кем бы ни был человек: жирондистом или якобинцем, роялистом или сторонником империи, а именно так я определяю наполеонистов, сударь...

- Определение кажется мне весьма живописным.

- ...я говорил, что, каковы бы ни были мнения, они не мешали ни катарам, ни насморкам.

- Тогда, позвольте вам заметить, дорогой господин Рено, я не понимаю, что может остановить расход медикаментов, предназначенных для простудившихся людей.

- Тем не менее, - в задумчивости пробормотал себе под нос фармацевт, я прочел ваш циркуляр; мне кажется, я понял его тайный смысл и с тех пор убежден, что мы поймем друг друга с полуслова.

- Объясните, пожалуйста, вашу мысль, дорогой господин Рено, - попросил граф Рапт, начиная терять терпение, - сказать по правде, я не очень хорошо понимаю, какое отношение мой циркуляр имеет к застою в делах вашего уважаемого племянника.

- Неужели не понимаете? - удивился фармацевт.

- По правде говоря, нет, - довольно сухо проговорил в ответ будущий депутат.

- Да вы же довольно прозрачно намекнули на гнусности попов, не правда ли? Именно так я называю всех священников.

- Давайте договоримся, сударь, - перебил его граф Рапт и покраснел; он не хотел оказаться слишком сильно втянутым на путь либерализма, как понимал это "Конститюсьонель". - Я говорил, несомненно, о несправедливостях, совершенных некоторыми лицами под покровом Церкви. Однако я не употреблял выражения столь крепкие, какие выбираете вы.

- Простите мне выражение, ваше сиятельство; как сказал господин де Вольтер:

Я называю кошку - кошкой,

Роле - мошенником

Граф Рапт собирался было заметить достойному фармацевту, что его цитата неточна в отношении автора, если даже она точна в отношении стиха. Но он подумал, что не время затевать литературную полемику, и промолчал.