Александр Дюма - Сальватор

- Камилл! Вы либо эгоистичны, либо легкомысленны, бедный мой друг, покачала головой молодая женщина.

И по ее щекам скатились две слезы.

- Ты плачешь, любовь моя? - растерялся Камилл.

- Да взгляни же на меня! - попросила она, подойдя к нему и умоляюще сложив руки. - Я умираю!

- О! - обронил Камилл, поразившись бледностью и жутким выражением лица своей жены. - Бедная ты моя Долорес! Да тебе, похоже, плохо!

Он обхватил ее за талию, сел сам и попытался усадить ее к себе на колени.

Но молодая женщина вырвалась из его объятий и отпрянула, бросив на него гневный взгляд.

- Довольно лгать! - решительно промолвила она. - Я устала, я не в силах молчать и требую объяснений.

- Какое я должен дать тебе объяснение? - спросил Камилл естественным тоном, словно просьба жены его в самом деле удивила.

- Да обыкновенное! Я хочу, чтобы ты объяснил свое поведение с того дня, как ты впервые ступил в особняк Вальженезов.

- Снова твои подозрения! - нетерпеливо воскликнул Камилл. - Я думал, мы покончили с этим вопросом.

- Камилл! Мое доверие к тебе было так же безгранично, как моя любовь. Когда я тебя спросила о твоих отношениях с мадемуазель Сюзанной де Вальженез, ты меня уверил, что вас связывает дружба. И я тебе поверила, потому что любила тебя.

- Ну и что? - спросил американец.

- Погоди, Камилл. Ты поклялся мне в этом четыре месяца назад. Можешь ли ты повторить свою клятву и сегодня?

- Вне всяких сомнений.

- Значит, ты любишь меня, как год назад, в день нашей свадьбы?

- Даже больше, чем год назад, - отвечал Камилл с любезностью, странно противоречившей хмурому выражению лица его жены.

- И не любишь мадемуазель де Вальженез?

- Само собой, дорогая.

- Можешь в этом поклясться?

- Клянусь! - рассмеялся Камилл.

- Нет, не так, не таким тоном; клянись, как положено перед Богом.

- Клянусь перед Богом! - отвечал Камилл, а мы с вами уже знаем, как он относился к любовным клятвам.

- А я перед Богом заявляю, - с глубоким отвращением вскричала креолка, - что ты лицемер и трус, клятвопреступник и предатель!

Камилл так и подскочил. Он хотел было заговорить, но молодая женщина властным жестом приказала ему молчать.

- Довольно лгать, я сказала. Мне все известно. Вот уже несколько дней я за вами слежу, я следую за вами повсюду, я вижу, как вы входите в особняк Вальженезов, как выходите оттуда. Постыдитесь и не трудитесь и дальше притворяться.

- О! - нетерпеливо проговорил Камилл. - Вы знаете, что я не люблю такие сцены, дорогая моя. Оставим эти двусмысленные речи для буржуа и мужланов. Постараемся оставаться такими, какими мы слывем в свете, то есть людьми воспитанными.

Между мной и мадемуазель де Вальженез ничего нет. Я тебе в этом поклялся, я готов сделать это еще раз. Кажется, этого довольно?

- Это слишком неосторожно! - вскричала креолка, в отчаянии от легкомысленного тона, в каком Камилл говорил о предмете ее страдания. Может, ты и это станешь отрицать?

Она выхватила из-за корсажа письмо, торопливо его развернула и, не читая, наизусть повторила слово в слово:

- "Камилл, дорогой Камилл! Где ты в этот час, когда я вижу только тебя, слышу только тебя, думаю только о тебе?"

- Теперь моя очередь сказать вам: "Довольно!" - закричал Камилл, вырвал письмо из рук креолки и растерзал его в клочья.

- Рвите, рвите! - приговаривала та. - К несчастью, я помню его назубок.

- Значит, вам мало было за мной шпионить, вы еще распечатываете мои письма или взламываете мои замки? - покраснев от злости, взревел Камилл.

- Да... Ну и что?.. Да, я за тобой шпионю, распечатываю твои письма, взламываю замки! Так ты меня еще не знаешь, несчастный? Не знаешь, на что я способна? Посмотри мне в лицо.

Разве я похожа на женщину, которой можно безнаказанно изменять?!

Несмотря на соблазнительную внешность, креолка была страшна в гневе. Художник при виде затравленного выражения ее глаз и застывшего лица непременно написал бы с нее Медею или Юдифь.

Камилл отпрянул, не находя что ответить. Но он чувствовал, что положение осложнится, если молчание затянется еще хоть на минуту, и попытался взять лестью.

- Как ты хороша сейчас! - воскликнул он. - Ты только посмотри на себя и сравни с другими женщинами. Да нет ни одной краше тебя! А разве кого-нибудь любят больше тебя?

- Мне и не нужно, чтобы меня любили больше, - гордо возразила креолка. - Я хочу, чтобы меня любили одну.

- Именно это я и имел в виду! - подхватил Камилл.

- Неужели? - возмутилась Долорес. - Теперь, когда доказательства у меня в руках, ты станешь отрицать, что имел интрижку с этим ничтожным созданием?

Слово "создание", сказанное в адрес его любимой Сюзанны, покоробило Камилла. Он насупился и ничего не ответил.

- Да, - повторила Долорес, да, с ничтожным созданием!

И эпитет, и это слово прекрасно подходят! О, я знаю ее не хуже вас, даже лучше, может быть; для этого мне хватило одного вечера.

По непонятной причине последние слова смутили говорившую, хотя ничего особенного она вроде бы не сказала.

Камилл заметил ее промах и сейчас же им воспользовался.

- Послушай, - сказал он жене, - хотя то, что я тебе скажу, неделикатно, я не стану отрицать, что Сюзанна в меня влюблена.

- Значит, она тебя любит?! - вскричала креолка. - Ты признаешь, что эта правда?

- Не в нашей власти, дорогая моя, внушить или не внушить любовь, отвечал Камилл. - Больше того, - философски проговорил он, - разве мы вольны любить или не любить?

- А ты любишь мадемуазель де Вальженез, да или нет? - спросила Долорес; она не хотела, чтобы Камилл выскользнул у нее из рук.

- Я ее не люблю... Вернее, любить можно по-разному. Это сестра моего друга, и я ее не ненавижу.

- Любишь ли ты мадемуазель Сюзанну де Вальженез как женщину? Спрошу еще яснее: мадемуазель Сюзанна де Вальженез - твоя любовница?

- Любовница?

- Раз я твоя жена, она может быть только любовницей.

- Нет, разумеется, она мне не любовница.

- И ты не любишь ее как женщину?

- Как женщину? Нет.

- Хотелось бы верить.

- Это замечательно! - молвил Камилл, протягивая жене руки.

- Погоди, Камилл. Я хотела бы тебе поверить, но мне необходимо получить доказательство.

- Какое?

- Давай уедем.

- Как - уедем? - удивился Камилл. - С чего нам уезжать?

- Потому что непорядочно морочить голову мадемуазель де Вальженез. Она тебя любит, как ты говоришь, стало быть, она надеется. Ты ее не любишь: она страдает. Есть способ положить конец и надежде, и страданию: уехать.

Камилл попытался все свести к шутке.

- Я готов допустить, что отъезд будет выходом из этого положения, сказал он. - Пример тому мы находим во многих комедиях. Но куда поехать вот в чем вопрос.

- Мы поедем туда, где нас любят, Камилл. А где нас любят, там и есть наша настоящая родина. Я готова следовать за тобой куда пожелаешь - за сотню лье от Франции, за тысячу лье - только уедем!